– Помпонио? – воскликнул он на языке «твердогрудых». – Вот уж никак не ожидал повстречаться с тобой… Чем это ты так напугал моих разведчиков, что тебе связали руки? – тут он сделал знак своим воинам развязать индейца. – Ты ведь не убежишь?
Помпонио оглядел рослых бледнолицых, окруживших его со всех сторон.
– Добрые бледнолицые – друзья помо. Зачем Помпонио убегать от друзей? Я знаю тебя. «Твердогрудый» называл тебя дон Деметрио…
– Может быть, тогда ты объяснишь мне как другу, почему Помпонио едва не убил дона Деметрио тогда, у разрушенной миссии? – перенимая манеру индейца, спросил бледнолицый.
– Помпонио еще не знал, что дон Деметрио – друг помо, – простодушно ответил тот. – Черноусый сказал взять у доброго бледнолицего его скальп и обещал вернуть Помпонио камень духов…
Бледнолицый жестом указал индейцу на траву рядом с собой.
Помпонио сел, подогнув ноги, и тут же полез за трубкой и табаком в свою сумку, которую у него сначала отняли, но потом возвратили.
Подождав, пока он раскурит трубку, дон Деметрио сказал:
– Я что-то слышал о камне духов от сеньора Гереры… Помпонио говорит о нем?
– Помпонио не знает имен «твердогрудых»… Он хорошо знает лица своих врагов. Черноусый взял у индейца амулет. Индеец взял скво черноусого. Умуга – сестра Помпонио – и камень духов должны были вернуться к нему, тогда бледнолицая скво вернулась бы к черноусому.
– Да-да, я понимаю. Ты хотел обменять свой талисман на сеньориту… – бледнолицый провел рукой по волосам. – Так говоришь, Герера хотел, чтобы ты убил меня? Но зачем? – Дон Деметрио пристально посмотрел на индейца, а про себя подумал: «Неужели из-за Марии?»
– Помпонио не знает, что не поделили бледнолицые. – Индеец глубоко затянулся дымом, потом добавил: – Помпонио сделал бы то, что потребовал от него хозяин камня духов. Так велит закон помо…
– Почему же ты не сделал этого?
– Хойбу Валенила остановил Помпонио. Валенила – мудрый хойбу. Он как брат для Помпонио. Он делил шалаш с Умугой…
– Твоя сестра Умуга – жена Валенилы, – догадался бледнолицый. – Мне очень жаль, что так случилось с твоей сестрой… – сказал он, беря из рук индейца калумет и неумело затягиваясь. Закашлявшись и возвращая трубку, он продолжил: – Почему ты не обратился за помощью ко мне? Я мог поговорить с испанцами о тебе, об Умуге и о твоем талисмане, и, может быть, удалось бы избежать кровопролития…
– Помпонио – воин, – сказал индеец голосом, каким произносят заклинания. – Воин должен сам вернуть свой камень духов. Так велят предки…
Лицо индейца, сидевшего вполоборота к дону Деметрио, было в этот миг таким гордым и непреклонным, что напомнило античного героя Муция Сцеволу. Так он был изображен на старинной гравюре, где на глазах у врагов сжигал свою руку.
«Что же мне с ним делать? – подумал дон Деметрио, поймав себя на мысли, что не хочет передавать в руки испанцев беглого разбойника, как этого требует картель, заключенный между русскими и их соседями два года назад. – Конечно, этот индеец очень опасен. Если он ради своего талисмана покусился на свободу сеньориты Меркадо, то от него всего можно ожидать… Должно быть, Герере очень не поздоровится, если я отпущу индейца… Но Герера сам виноват. Пусть расхлебывает кашу, которую заварил! А я не могу быть неблагодарным да и не хочу… Ведь Помпонио мог убить меня, однако не сделал этого. И потом, он принадлежит к племени, с которым дружат поселенцы из Росса…»
– Что ты будешь делать, Помпонио, если я отпущу тебя? – прямо спросил он.
– Помпонио идет к своему народу. Он должен рассказать Валениле о смерти Умуги…
– Но это значит – будет война… Валенила захочет отомстить испанцам, а у моих соотечественников с ними мирный договор…
– Валенила – мудрый хойбу, – снова повторил индеец свои слова и добавил уклончиво: – Он не будет вырывать топор войны из-за одной скво…
– Даже если это его жена? – переспросил бледнолицый.
– Помпонио все сказал, – отрезал индеец.
«Экой дипломат выискался», – подумал его собеседник, все еще колеблясь. Потом спросил:
– Помпонио может обещать мне, что больше не причинит вреда сеньорите Марии? Она не виновата перед ним. И вовсе не жена того, кого Помпонио называет черноусым… Пока, по крайней мере…
– Бледнолицый друг помо хочет этого? – на мгновение задумавшись, спросил индеец.
– Да, я хочу, чтобы сеньорите больше ничто не угрожало…
– Бледнолицая скво будет неприкосновенна. Это говорю тебе я – Помпонио.
– Хорошо. Я верю тебе. Ты свободен…
Помпонио не торопясь вытряхнул из калумета пепел, завернул трубку в кусок оленьей замши, уложил свои вещи в сумку. Потом встал, приложил руку к сердцу и снова поднял ее вверх, открытой ладонью в сторону бледнолицего. Потом он подхватил протянутое ему ружье и легкими, почти не оставляющими следов на траве шагами ушел за деревья.
4
У каждого человека на этой земле своя правда. Вернее, не одна, а несколько правд, которые кажутся ему в той или иной ситуации абсолютной истиной. Но даже наедине с собой иногда не решается человек высказать ее. Не зря и поговорка придумана, что не всякую правду сказать можно. Иногда умалчивает о ней человек ради собственного благополучия, иногда – ради ближних…
Но есть среди всех высказанных и невысказанных правд одна, самая трудная. Это правда о себе самом. Попробуй признаться в ней, не лукавя… Не так-то просто окажется, особенно если ты человек уже немолодой да к тому же достаточно известный. Тут на помощь твоему личному нежеланию спускаться с пьедестала приходят всевозможные отговорки и оправдания.
Вот только одна из них: человек, еще при жизни обессмертивший свое имя каким-нибудь подвигом, куда более, чем простой обыватель, уязвим для своих современников. Такого каждый норовит клюнуть, укусить, очернить – и его самого, и дело, которым он прославился. Резон у всех очернителей один – хоть каким-то боком примазаться к великому, прикоснуться к вечности. Попал же Герострат в историю, спалив прекрасный храм.
Командир фрегата «Крейсер» Михаил Петрович Лазарев без ложной скромности мог отнести себя к числу людей известных. Тридцати шести лет от роду, он уже трижды и, к слову, единственным из российских моряков командиром корабля обошел вокруг света. Если учесть, что за спиной капитана второго ранга еще и беспримерный поход в антарктических льдах в составе экспедиции под началом Беллинсгаузена, то Лазареву и впрямь есть чем гордиться. И орденами, и прочими наградами он не обижен. Свое нынешнее звание он получил, минуя первый штаб-офицерский чин: сразу из лейтенантов в капитаны второго ранга! Да и современники, в том числе такие, как знаменитые Крузенштерн и Головнин, почитают его одним из лучших офицеров российского флота…
Стоит ли тогда обращать внимание на суждение мальчишки, вчерашнего мичмана, его же, Лазарева, стараниями получившего лейтенантские эполеты? Кто он такой вообще, этот Завалишин? Молодой человек с раздутым самомнением, ничего еще не совершивший… Да, конечно, офицер он грамотный, начитанный, но не ему учить Михаила Петровича, как находить разницу между обсервационными и счислимыми координатами, какие паруса и каким образом ставить!
