Желая непременно иметь лейтенанта под рукой на случай, если император потребует его к себе в другое время, министр распорядился отвести Завалишину комнату здесь же, в здании министерства. Дмитрий, как только устроился на ночлег, отправил денщика к своему приятелю, старшему лейтенанту Феопемпту Лутковскому, которого пригласил к себе для помощи в разборе бумаг, представляемых государю. Лутковского Завалишин знал еще по кадетскому корпусу, а позже сошелся с ним поближе в доме вице-адмирала Головнина, женатого на сестре Феопемпта.
Друзья так увлеклись чтением и беседой, что не заметили начала наводнения. Опомнились только, когда вода подступила уже к самым окнам и начала просачиваться в комнату через щели в раме. Они попытались открыть дверь, но та оказалась прижата водой, запрудившей коридор первого этажа. Тогда Завалишин распахнул окно, взобрался вместе с Лутковским на подоконник и стал звать на помощь. Как назло, ни одной лодки поблизости не было. Казалось, еще немного, и их смоет волна. Наконец крики офицеров услышали на втором этаже здания и спустили им связанный из скатертей жгут.
Взобравшись наверх, друзья кинулись к Моллеру. Коридоры министерства были пусты. Лишь в приемной министра их встретил растерянный дежурный офицер. Моллер сам пребывал в совершенной растерянности, но в присутствии подчиненных принял важный вид и распорядился немедленно отправляться для спасения горожан. По счастью, мимо министерства проплывал баркас. Завалишин и Лутковский вместе с несколькими матросами отправились на нем в рейд по улицам города. Всего за два дня они перевезли на возвышенные места несколько сот петербуржцев. Во время наводнения Завалишин два раза лицом к лицу столкнулся с государем, который лично возглавил спасательные работы. Лейтенант даже заслужил благодарность императора за решительные действия. Однако он понимал, что ни о какой аудиенции в такое время речи быть не может.
Их встреча не состоялась и позднее. Знакомый сановник рассказал Дмитрию, что стихийное бедствие произвело на мнительного императора ужасающее впечатление. Александру Павловичу однажды предсказали, что наводнение ознаменует последний год его царствования. И если в дни бедствия царь проявил настоящее мужество и выдержку, то после наводнения охладел к государственным делам. Правда, он распорядился рассмотреть проекты Завалишина на заседании специальной комиссии, возглавляемой графом Аракчеевым. Но то, что этим делом будет заниматься всесильный фаворит, по сути приравнивало распоряжение императора к прямому отказу.
Так оно и получилось на самом деле. Через несколько недель Аракчеев заявил, что государь находит предложения лейтенанта о создании ордена Восстановления как новой мировой организации масонского толка «неприложимыми в данное время»…
Потом Дмитрий не раз спрашивал себя, что привело его к заговорщикам? Почему он, мечтавший о благе Отечества, вдруг оказался среди тех, кто замышлял цареубийство? Ответ напрашивался сам собой. Причина сего поступка – нежелание государя и представителей правительства прислушаться к разумным предложениям и даже просто выслушать его, Завалишина.
…Отказ Аракчеева поверг Дмитрия в отчаянье.
В подобных ситуациях всегда найдется тот, кто проявит к обиженному понимание и сочувствие. Таковым оказался адмирал Николай Семенович Мордвинов – один из членов комиссии Аракчеева, бывший с ним в отношениях, мягко говоря, неприязненных. Мордвинов не только одобрил идеи лейтенанта, но и пообещал ему свое покровительство. Вскоре он представил Завалишина директорам Российско-Американской компании Прокофьеву, Кусову и Северину и начальнику канцелярии Кондратию Рылееву.
Рылеев – натура увлекающаяся, как все поэты, поначалу всей душой проникся к Дмитрию, взялся за продвижение его проекта переустройства американских колоний, стал приглашать к себе в гости. Там Завалишин свел знакомство со многими членами тайного Северного общества, среди которых было немало именитых людей. Желая произвести на них должное впечатление, Дмитрий рассказал, что является основателем тайного ордена, что в этом ордене много членов среди моряков и военных, что есть серьезные связи в Калифорнии и на Гаити. Эти слова возымели действие. Дмитрия начали приглашать на тайные собрания, где он выступал решительно, держался многозначительно, чем вызвал к себе интерес у многих. Все это не понравилось Рылееву. Он просто испугался, увидев в Завалишине конкурента. Свою власть в обществе Кондратий Федорович не хотел делить ни с кем. Этим объяснялся и отказ от взаимодействия с Южным обществом, возглавляемым столь же властолюбивым, как он сам, Пестелем, и выбор в числе двух других директоров здесь, на севере, фигур ничем не примечательных – Трубецкого и Никиты Муравьева. Эти двое ни по силе характера, ни по деловым качествам угрозы для Рылеева не представляли. А молодой, амбициозный и неглупый лейтенант, вращающийся в высшем обществе, мог покачнуть авторитет Рылеева.
Говорят, что все страсти со временем могут угаснуть, но кто хоть однажды испил из чаши власти, никогда не оторвется от нее, если не отнимут насильно.
Рылеев стал интриговать против Завалишина, убеждая всех, что никакого ордена Восстановления не существует, что это – сплошная выдумка, а сам лейтенант – шпион правительства. Чтобы избавиться от него, он даже предложил направить Милорадовичу донос на Дмитрия, но не был поддержан товарищами. Тогда Рылеев нашел другой предлог для удаления соперника из Санкт-Петербурга. Он основывался на собственных замечаниях Завалишина, что в тайном обществе нет никакой информации о жизни и настроениях в провинции. На одном из собраний Рылеев предложил отправить Дмитрия в разведывательную поездку.
– Рылеев, вы хотите, чтобы я уехал и не мешал вам! – возмутился Завалишин.
– Ах, Дмитрий Иринархович, как вы могли так подумать? Директорат не удаляет вас от дел. Напротив, проявляет к вам особое доверие. Никто другой не обладает таким умением убеждать, как вы. Вам надобно ехать. Этого требуют интересы общества.
Отказываться было бесполезно. Завалишин взял отпуск на два месяца по семейным обстоятельствам и уехал в Москву. Там его и застало сообщение о смерти императора. Дмитрий написал письмо Рылееву, спрашивая, стоит ли ему вернуться назад. В ответном шифрованном послании Рылеев предложил продолжить поездку и извещал, что деятельность тайного общества временно приостановлена в ожидании, что покажет новое царствование. Завалишин тут же отправился в Нижний Новгород, а оттуда в симбирскую деревню своего отца, где прожил больше месяца. В самом конце декабря он получил известие о событиях на Сенатской площади, о многочисленных жертвах и арестах. Только тогда до сознания Дмитрия начало доходить, в какую яму он угодил, с какими авантюристами связал свою судьбу, поддавшись юношескому порыву и поверив чужому красноречию. Ожидая с часу на час ареста и надеясь опередить жандармов, он помчался в Симбирск, где жила его мачеха. У нее в доме хранились бумаги, которые могли скомпрометировать его самого или бросить тень на его окружение. Их надлежало немедленно уничтожить.
В дороге ему открылось и другое – все, что хотели совершить его петербургские знакомые, чуждо простым русским людям, непонятно им. События в Санкт-Петербурге, искаженным эхом докатившиеся до Поволжья, вызывали разные кривотолки.
