За раздумьями Хлебников не заметил, как он и его спутники добрались до руин индейского укрепления. Запустение и тлен царили здесь. Частокол покосился и кое-где рухнул. Но даже в таком виде он вызывал уважение – когда-то крепость была грозным укреплением. Баранову взять ее было непросто.
Путники побродили среди полусгнивших барабор, вскарабкались на одну из сторожевых вышек и отправились назад.
На обратной дороге разговорились. Климовский рассказал Хлебникову то, что знал о штурме крепости Молодого Деревца, поведал, что именно здесь когда-то младенцем нашли его самого и Баранов назвал его своим крестником. Андрей хотел добавить про то, что узнал о своем прошлом от вождя Котлеана, когда находился в плену, но передумал. Хлебников был для него начальником, а начальству, даже самому доброму, лучше о себе много не рассказывать… Тем паче о его встрече с Котлеаном никто до сих пор не догадывался. Когда Андрей вернулся в Новоархангельск, он умолчал, каким образом ему удалось спастись. Главному правителю сказал, что сумел сбежать. Не надо посторонним знать, что киксади все еще считают его своим соплеменником (как и то, что сам Климовский считает себя русским)…
Хлебников внимательно выслушал рассказ Андрея.
– Надо бы мне, Андрей Александрович, побывать там, где прежде была Михайловская крепость, – сказал он, вдруг устыдившись про себя, что столько лет живет на Ситке, а место первого заселения так и не посетил. А ведь там жил его друг Абросим Плотников, который один из русских уцелел при нападении индейцев.
– Я могу вас проводить, – откликнулся Климовский. – Токмо туда легче на байдарках добраться – по берегу не пройти.
– Можно и на байдарках, – согласился Хлебников. – Выберем погожий день и отправимся.
Климовский покачал головой: мол, погожего дня на Ситке можно ждать полгода. Но первое же воскресенье после Масленицы оказалось солнечным.
На трехлючной байдарке Хлебников, Климовский и каюр поплыли в сторону Котлеановой губы. Несмотря на то что Андрей и алеут бесперебойно орудовали веслами, путь занял несколько часов.
– Далековато мы забрались от дома, – озираясь, сказал Климовский, когда они прибыли на место. – Это земли киксади, Кирилл Тимофеевич… Нам не стоит здесь долго задерживаться…
– У тебя же ружье заряжено, Андрей Александрович… С ружьем нам ничего не страшно! – отшутился Хлебников и тут же, сменив тон, успокоил передовщика: – Долго задерживаться не станем. Тебе рисковать нет резона – в экспедицию собираешься, мне риск тоже ни к чему. И летами стар уже, да и дел много… Вот о крестном твоем, Александре Андреевиче, книгу написать надобно…
Они оставили каюра в байдарке и поднялись на косогор, поросший мелким лесом.
«Четверь века минуло, а здесь уже ничто не напоминает о былом заселении… – с печалью подумал Хлебников. – На пепелище лес растет быстро…»
Им не удалось найти ни остатков магазина, ни крепостной стены. Только несколько ям, по краям заросших травой, которые они обнаружили на поляне, остались от казармы промышленных. Тлинкиты выжгли поселение дотла. Кирилл Тимофеевич представил, что пережил в тот страшный день его друг, и тяжело вздохнул. «Вот ведь судьба… Что она делает с человеком! Надо было Абросиму избежать смерти здесь, чтобы погибнуть где-то на Камчатке…»
Климовский окликнул его. Вскинувшись, Хлебников увидел, что на другом конце поляны стоит индеец с ружьем в руке. Он смотрел в их сторону.
– Это киксади? – тихо спросил Кирилл Тимофеевич Андрея.
– Судя по раскраске, нет, – Климовский попытался заслонить собой начальника. – Разрешите, я поговорю с ним?
– Не стоит… – остановил его Хлебников. – Мы просто дадим знать индейцу, что мы – не враги, и он не дерзнет напасть. Нас же двое…
Он шагнул к тлинкиту, подняв правую руку ладонью вверх.
Этот знак, во всем мире воспринимаемый как проявление миролюбия, индеец расценил иначе: вскинул ружье и прицелился Хлебникову в грудь.
– Не стреляй, брат! – закричал по-тлинкитски Климовский, но его слова заглушил выстрел…
5
У русских есть поговорки не только на все случаи жизни, но и по поводу смерти. Вот одна из таких. Чудак покойник: умер во вторник, стали гроб тесать, а он вскочил да и ну плясать! Как будто нарочно про Хлебникова придумано. Вот уж что ни говори, а пока не придет твой час, не умрешь…
Пуля тлинкита попала в левую сторону груди, сбила Хлебникова с ног, но не причинила вреда. Пробив сукно черной компанейской шинели, недавно выданной всем служащим, она застряла в кожаном переплете сочинения Бальтазара Грасиана в нагрудном кармане сюртука.
Индеец, выпустив заряд, не стал дожидаться ответного выстрела и скрылся в лесу. Хлебников, еще не веря, что остался жив, потирая ушиб, поднялся с земли. Ничего не понимающий Климовский только руками всплеснул, когда Кирилл Тимофеевич извлек из-под шинели «Карманный оракул»: «Вот уж кто родился в рубашке». Задерживаться на поляне было опасно: неизвестно, сколько сородичей стрелявшего бродят поблизости. Климовский помог Хлебникову спуститься к байдарке, где их ждал напуганный выстрелом каюр. Они немедленно отчалили от недружелюбного берега.
Уже у себя на квартире Кирилл Тимофеевич рассмотрел книгу, которая спасла ему жизнь. «Наука благоразумия» сильно пострадала. Пуля тлинкита прошила ее почти насквозь и засела в задней обложке. Хлебников выковырнул пулю ножом, взвесил на ладони. «Подумать только, от такого свинцового кругляша зависит жизнь человека…» Раскрыл книгу и прочел фразу, находящуюся выше пробоины: «Сперва берись за деяния, затем за перо; от полей бранных к полям бумажным… Писателям также даруется любовь народа, притом вечная». А ниже – еще одна мудрость: «Нам ничего не принадлежит, кроме нашего времени; во времени живет даже тот, у кого нет пространства…»
…После случая в Котлеановой губе Хлебникову работалось отлично. Перо само скользило по бумаге, мысли текли свободно, точно кто-то подсказывал их ему. За несколько дней он написал больше, чем за весь предыдущий месяц. За этой работой Кирилла Тимофеевича застал Климовский, зашедший к нему попрощаться.
Накануне им удалось убедить главного правителя в необходимости нового похода. Чистяков распорядился выделить Климовскому продуктов и пороха и написал бумагу, в которой призывал начальников всех российских заселений на Кенае оказывать передовщику всевозможное содействие. Нынче из Новоархангельска на Кадьяк отправлялась «Волга», которая и должна была завезти Климовского в Кенайскую губу. Оттуда, уже на собаках, он пойдет в глубь континента по маршруту, о котором рассказывал Хлебникову.
– Спасибо, Андрей Александрович, – обнял Климовского Кирилл Тимофеевич, – жизнью тебе обязан…
– Что вы? Я тут ни при чем… Грасиана благодарите, – засмеялся Андрей. – В казарме оставил я, Кирилл Тимофеевич, свой сундучок. Там у меня кое-какие вещи, тащить их с собой накладно. Присмотрите за ними…
– Не беспокойся. Пригляжу. Ну что ж, ступай с Богом, – Хлебников перекрестил молодого человека и, когда за ним закрылась дверь, снова вернулся к столу.
