Дельта знала, что справа за мысом, далеко выступающим в море, лежит город, который ей предстоит покинуть навсегда. А за спиной стоит Орэф. Не оборачиваясь, Дарья Фелисия тихо произнесла:
– Гелика всегда любила это место. До последнего дня, пока ее сознание сопротивлялось мне, приходила сюда, слушала чаек, играла с сыном смотрителя маяка.
– Хватит! – Голос Орэфа дрожал. – Я всегда тебя поддерживал в память о ней. А ты продолжаешь мучить, напоминать, что ты – не моя дочь! За столько лет я решил сделать передышку, почувствовать себя человеком, а ты, наглая воровка, продолжаешь меня изводить!
– Я ухожу, а ты волен похоронить ее где захочешь, – как можно безразличней отозвалась Дельта. Дора чувствовала ее жалость к мужчине. – Прости, я виновата!
Дарья Фелисия лгала: его дочь она не жалела. Но мужчина позади успокоился, снял с плеча тяжелую сумку, помог девушке надеть установку ретросдвига. Вдали грохнул первый выстрел. Корабли, целый месяц простоявшие в гавани, дали первый залп по городу.
– Мы встретимся позже, – заверил Дельту Орэф, проверил контакты в установке, удовлетворенно кивнул и потянул за рычаг.
В рыжем металлическом ящике загудел портативный генератор, на циферблатах датчиков дрогнули стрелки. В висках, сдавленных тяжелым шлемом, нарастая, запульсировала боль. Под присосками на руках, ногах и вдоль позвоночника закололо от разрядов тока.
Дельта прикрыла глаза, постаралась отрешиться от неприятных ощущений. Вспышка. Тьма. И вот Дарья Фелисия оказалась в новом теле…
Дора вздрогнула, очнулась, чуть не врезавшись в прохожего, скомканно пролепетала извинения. Вот откуда Дельта и Орэф знакомы. В бессчетном калейдоскопе миров его дочка – очередное зеркало ее, Дарьи Фелисии, Маши. Как все запутано и в то же время просто! Отчего он взялся ее опекать?
Несмотря на жаркий день, Дорофее стало зябко, точно ледяной ветер чужого мира подул на нее из прошлого. Но разве можно рефлексировать, когда Ксана куда-то сворачивает? Не хватало потерять и ее!
Четвертый подъезд жилого дома. Дора стала невидимой, пробралась за девушкой внутрь и замерла, удивленная. Картинка из видения ожила. Со стен лилось море. Пенные волны поднималось по лестнице, ластились к усиженным чайками скалам, а под самым потолком по гребням волн скользили парусные корабли.
Пришлось замереть, сделать несколько глубоких вздохов, чтобы прийти в себя. Это лишь картинка. Искусное граффити! Девушка потрогала стену, убедилась – не голограмма, а настоящее творчество.
Ну да, на одном из парусов уже красовалось чье-то послание: «Сережка козел». Очарование рассеялось. Пришлось срочно подниматься наверх, туда, где уже затихали Ксанины шаги.
Бронислав Соловьев. Тот же день. Москва
Вы пробовали запускать голодного кота к свежевыловленной рыбе? Поначалу он ошалеет, не в силах поверить в собственную удачу. А потом станет есть, есть, есть, пока не опьянеет от обилия пищи, не разомлеет и не уснет, тяжело дыша переполненным тугим брюхом.
Детство Бронислав провел на Дальнем Востоке, не раз видел, как коты побирались у рыбаков, а потом внимательно обнюхивали вывешенные на просушку сети, словно силясь понять, куда подевалась еще недавно бившаяся в них еда. Пресытившийся вниманием, неожиданным доверием Ноэля (признаться, поначалу даже лестным), Броня чувствовал себя таким котом.
Профессор Соловьев бродил по информационному центру, исподволь рассматривал «мультяшек». Полторы сотни людей трудились над созданием и испытанием 3D-модели раздобытого Дорой устройства.
В соседней комнате потел и нервничал генерал, злилась могучая старая ведьма Кира Альбертовна, являвшаяся прямым заместителем Ильи Петровича. Рядом с профессором на столе сидела юное дарование Алла и что-то рассказывала ему про видимые и невидимые им, сенсам, энергии. Бронислав болтовню не слушал. Он думал, ведь больше ничего ему не оставалось.
Далеко отсюда в военной больнице угасала Ника. Прогнозы врачей не радовали. Если жертва ментального удара в течение трех суток не приходит в себя, шансов на спасение не остается. А сознание его бывшей жены расплющило, как минимум, гидравлическим прессом. Нику было жаль, но она сама виновата, сунулась в одиночку к врагам, вот и пострадала.
Бронислав на миг отвлекся от мыслей, посмотрел на болтающую без устали девочку. Алла вращала в воздухе ЗD-модель, подсвечивала какие-то области пространства вокруг, что-то вещала про взаимодействие сил, векторы и направления. В целом полный антинаучный бред.
От его взгляда Алла примолкла, вопросительно обернулась к профессору, но тот махнул рукой. Болтай дальше.
Поначалу он пытался наладить связи с генералом и старухой в сером платье. Ему отчаянно захотелось оказаться на месте Ноэля, чтобы сотни людей трепетно прислушивались к каждому его слову. Не то что три научных сотрудника в родном университете. Те трое толком не работают. То у них ребенок некстати заболеет, то дома ремонт случится, то отпуск по графику подойдет… Будто не понимают важность его исследований! Везет же Роберту! Получил гениальность на халяву, теперь пользуется.
Броня твердо решил перебраться из скучного Барска в благополучную Москву, отыскать себе местечко потеплее. Но генерал сегодня неразговорчив, работающих наравне с Броней ученых беспокоить нельзя. Профессор подходил к ним в короткие перерывы, аккуратно хвастался, как умел:
– У меня двадцать шесть патентов…
– В своей последней монографии я как раз этот вопрос рассматривал…
– Моя команда недавно получила грант Президента…
Его вежливо слушали и отходили прочь, небрежно кинув черную с золотым теснением визитку на дно кармана.
«Бесперспективняк!» – мысленно сделал вывод Соловьев и возвратился к работе.
В половине второго в центр пришло тревожное сообщение: девчонка-мигрантка исчезла из телестудии. Еще через полчаса: Рюкин вышел в эфир, неведомые люди перехватили управление спутниками, сейчас транслируют его обращение на всю Европу на четырех языках, а спецслужбы как могут глушат сигнал.
Но Бронислав уже не реагировал на чужую суету, пропускал мимо ушей спор Ноэля с генералом и какими-то срочно прибывшими в центр важными шишками…
Он надел тонкую полупрозрачную перчатку-манипулятор голограммами, прогнал прочь Аллу и теперь сам крутил в воздухе модель, вникал в чертежи и показания экспериментов сотрудников центра.
Потом задавал параметры работы оружия, еще раз сверялся с перечнем ограничений и допущений, кривыми на графиках, ругался, плевался, требовал от персонала тех или иных изменений условий испытаний. Видно сразу, в отличие от неразорвавшейся гранаты Ноэля (Броня с ней тоже безрезультатно бился всю неделю), эта фиговина работать будет. Теперь понятно, в чем ошибался Роберт и что именно не давало покоя самому Соловьеву в том устройстве.
Что случится, если выстрелить в неживое, неорганическое, в воду, в воздух? А если воздух окажется разрежен, как в горах, или вязким, или сырым, как в тропических джунглях?
