И вот этот враг и наиболее вероятный противник в течение 20 лет в считаные недели рушится под напором немецкой армии, а красноармейцы выходят к Западному Бугу и Бресту, к землям, оставленным осенью 1920 года. В плен захватываются целые польские дивизии, среди трофеев – техника и оружие, военные запасы. То, что части Красной Армии в 1941 году располагались на территории бывшей Польши, на землях, некогда захваченных ныне поверженным врагом, а красноармейцы жили в бывших вражеских казармах, тогда воспринималось особенно живо и красочно.
Далее, за такие же считаные недели в 1940 году немцы разгромили британские, французские и бельгийские войска, прижав их к пляжу в Дюнкерке. Пала Франция. С точки зрения нашего «послезнания» это событие малозначительное: пала и пала, «триумфальный марш» немецко-фашистской армии по Европе. Куда там обороне Москвы или Сталинграда! Так это все изображалось в работах по истории Второй мировой войны. Однако в 1940 году для советских граждан это было событие феноменального масштаба. Франция и Великобритания некогда были ядром Антанты, и это слово очень много значило для тех, кто воевал в Гражданскую войну, а таких в Красной Армии в 1941 году было немало. Антанта – ядро интервентов, напавших со всех сторон на Советскую республику. Антанта – союзник и помощник белых армий, арсенал белогвардейских генералов: Деникина, Колчака, Юденича, Врангеля. Да и для более молодого поколения это слово было вовсе не пустым звуком, героика Гражданской войны тогда превозносилась. После Гражданской войны Франция и Великобритания считались главными вероятными противниками Советского Союза, и постоянно ожидалось их скоординированное нападение, интервенция совместно с Польшей, Румынией и прибалтийскими странами. Вся оборонная работа 1920-х и 1930-х годов проходила под лозунгом организации отпора возможной интервенции во главе с Францией и Великобританией. Теперь и эти враги Советского Союза пали под ударом немецкой армии, а «владычица морей» Великобритания, со всеми своими линкорами, вынуждена оборонять свою метрополию и морские коммуникации от немецкой осады и натиска. Это событие самым серьезным образом повлияло на настроение умов советских граждан, и красноармейцев в особенности.
Потом немецкое наступление в Северной Африке, быстрый захват Балкан, взятие Греции и Крита, нанесение поражения британским войскам, второе за столь короткий срок. Румыния, которая тоже все межвоенные годы считалась вероятным противником Советского Союза, присоединилась к Германии. Это лишь краткий, конспективный обзор международных событий, о которых любой советский гражданин и красноармеец мог узнать из газет и на занятиях по политинформации. Лекции по политинформации были. Летчик 69-го истребительного авиаполка (он дислоцировался в Одессе) Алексей Череватенко вспоминает, что вечером 21 июня 1941 года в полку была лекция полкового комиссара Н.А. Верховца о международном положении. В ней, конечно, с большой тревогой говорилось, что гитлеровцы захватывают страну за страной, что, может быть, и нам придется вступить с ними в бой, что нужно крепить бдительность, дисциплину и оборону, положение тревожное и так далее. Но также упоминался и договор с Германией. Комиссар подытожил: договор с Германией не снимает обязанности укреплять оборону
[264]
.
Какой вывод можно было сделать из этой информации? Только один. Немецкая армия очень сильная, раз она так быстро расправилась с основными противниками Советского Союза. Если мы готовились к обороне от их нападения почти двадцать лет, то Германия сломила их за считаные недели. Это не могло не приводить к размышлениям, пусть даже и не высказываемым, что немецкая армия может оказаться и посильнее Красной Армии. И тут комиссар еще говорит об укреплении обороны.
В подобных условиях очень многие всерьез рассчитывали на длительный мир с Германией, тем более что этот курс подтверждался тем, что писали в газетах. Любые признаки, говорящие за то, что Германия готовит нападение на СССР, безусловно, порождали острую тревогу, а у многих даже страх. Не будем их упрекать в этом, из того, что им было известно, другого вывода нельзя было сделать. Кроме того, в первые дни войны связь была выведена из строя, радиочастоты забиты немецкими радиостанциями, самые свежие газеты были еще предвоенными, и потому войска приграничных округов начали сражаться почти в полном информационном вакууме, не имея ни понимания обстановки, ни каких-то указаний, ни даже общей политинформации.
Потому, когда нападение Германии состоялось, да еще внезапно, конечно же, оно породило и растерянность, и панику, и временное неверие в свои силы. Многих это настроение охватило очень сильно, и не все смогли от него избавиться.
Подавить этот страх и оказать превосходящему врагу самое ожесточенное сопротивление стоило для красноармейцев очень большого душевного напряжения, большого мужества. Красная Армия в 1941 году вовсе еще не была победоносной армией, бьющей врага и черпающей силы в своих успехах. В первые дни войны решение о том, чтобы сражаться, принял каждый солдат и офицер Красной Армии, лично и для себя. Никаких других источников душевных сил, кроме собственного мужества, у них не было, и мы должны это оценить по достоинству.
Было ли предательство?
Растерянность в те дни очень близко граничила с предательством так, что далеко не всегда можно разобрать, где заканчивается растерянность, а где начинается измена и помощь врагу. Лучше всего это показать на примере широко обсуждаемой темы военного заговора в Красной Армии и дела командующего Западным фронтом Д.Г. Павлова, которого обвиняли именно в измене.
По этому поводу также высказывались полярные точки зрения. Высказывалось мнение, что в Красной Армии был заговор, захватывающий высшее командование, и что командующий Западным фронтом Д.Г. Павлов определенно был заговорщиком. Это мнение основывалось на предвоенном процессе над группой высших командиров Красной Армии, которых обвиняли в сговоре с Германией, и на допросах Павлова, которого обвиняли в содействии врагу. На другом полюсе были утверждения, что никакого заговора и в помине не было, а Павлова просто оклеветали, чтобы свалить на него поражение Западного фронта.
Надо отметить сразу, что этот вопрос весьма сложен и явно требует дополнительного исследования. Нельзя просто взять и отбросить подозрения в адрес Д.Г. Павлова и К.А. Мерецкова, они явно на чем-то основывались. При допросе Павлова 7 июля 1941 года следователь требовал от него признаний в измене, но Павлов все отрицал. С другой стороны, очень трудно провести грань между изменой и халатностью в исполнении приказов, в необычайной беспечности, проявленной командованием Западного особого военного округа. Одни и те же факты можно было трактовать и так, и эдак.
Например, поведение командующего 4-й армией генерал-майора А.А. Коробкова. Согласно спецсообщению 4-го отдела 3-го управления НКО СССР от 8 июля 1941 года, адресованному Маленкову, Берии и Жукову, командующий армией 23 июня со штабом уехал в Пинск, где сказал областному военному комиссару майору Емельянову, что «нас окружают войска противника», и после этого убыл в Минск. Майор Емельянов понял это как приказ к эвакуации и уничтожению запасов и приказал взорвать окружной склад № 847, на котором находилось до 400 вагонов снарядов, патронов и других боеприпасов. Это вызвало панику в Пинске, и мобилизованные после взрыва разбежались. Резолюции на этом спецсообщении показывают, что было решено Коробкова арестовать и судить как труса
[265]
. Он действительно был арестован, осужден и расстрелян.
