Подумав, добавил:
— Да ежели согласна, успокой друзей своих, скажи, что ли, будто тайный вестник от Петра явился, которого ты хорошо знаешь, да подтверждение привез тому, что действительно волю твоего мужа выполняет. Подождет, пока они уедут, а затем тебя в безопасное место отправит.
Аграфена не знала, можно ли доверять корочуну, ибо все прежние события опровергали такую возможность. Однако она боялась, что, если со всеми бежать будет, то принесет смерть близким людям. В конце концов, соглашаясь с его предложением, она рисковала только собой, да и нечего от себя скрывать — поверила она лесному посланнику, сердце не чувствовало фальши. Последний раз вглядевшись в глаза его и не увидев ничего, кроме горящих красных зрачков, сказала:
— Я благодарю тебя за предупреждение, за заботу. Пойду с тобой, Бог даст, все заладится.
Корочун скривился при упоминании Божьего имени, но промолчал. Аграфена, выйдя из дома, увидела, что Потап с Ферапонтом уже перенесли отца Михаила в возок, уложили, устроили рядом Ефросинью с Полиной и ищут только ее, чтобы в путь отправиться. Постаравшись принять спокойный вид, она подошла к телеге.
— Вот и ты наконец. Где ты пряталась? — спросил Потап. — Мы уж и в доме смотрели, хотели уже окрест все обежать. Ну, слава Богу, ты здесь, садись быстрее.
Ответ Аграфены о таинственном посланнике, о том, что не поедет с ними, огорошил всех, особенно Ферапонта, предвкушавшего длинную дорогу вместе. Потап, как обычно в трудных ситуациях слушавший, открывши рот, вдруг всполошился, взбунтовался:
— Погоди, Аграфена, откуда взялся тот посланник, чего прячется? Ежели ты его знаешь, то и мне он знаком, мне ведь все ваши друзья известны. Так почему имя его не назовешь, я бы знал тогда, верный ли человек. А ну как вороги да бесья сила заманивают тебя невесть куда? Мы что, мало страху ночью все натерпелись?
Он вдруг заревел во всю могучую глотку:
— Эй ты, посланец, выходи давай, посмотрю на тебя, или я сам сейчас за избу зайду, человек я не гордый!
Аграфена закрыла ему рот рукой:
— Потап, милый, и ты знаешь этого человека, и доверяешь ему. Но Петр велел никому не показываться, чтобы не навлечь беду на того, кто его видел. Да и принес он мне кольцо, которое я перед отъездом дала на счастье, да чтоб по кругу вернулся туда, откуда вышел. Доверься мне, все будет хорошо. Не задерживайтесь, чем раньше выедете, тем лучше. Я, как вас провожу, тоже сразу пойду, куда муж сказал. Там мне безопасно будет, вы же узнаете, где я, как Петр разрешит.
Уговаривая так, про себя думала, что если бы Потап увидел посланника, то не только ее бы не отпустил, но и того прибил, ничего не слушая, как врага старого. С трудом заставила к себе прислушаться. Решающим стало упоминание об отце Михаиле, который может умереть от долгого пребывания на холоде, да еще без лекарств горячих. Наконец все уселись, Ферапонт поглубже натянул капюшон, и крытый возок покатил в путешествие.
Проводив его глазами, пока не показался с другой стороны заовражья, Аграфена оглянулась и увидела стоящего рядом корочуна, который вышел из-за дома, когда его никто не мог уже увидеть.
— Пойдем, — пробурчал он, — хватит тебе слезы лить да вышитым платком махать, — хотя ни того, ни другого Аграфена не делала.
Уезжая, Потап спустил на землю уже уложенные в телеге узелок с ее немногими вещами и сундучок с лекарствами. Она хотела взять их, чтобы следовать за провожатым, но тот молча подхватил сундук, оставив ей узелок.
Быстрыми шагами направился к кладбищу за церковью, которое смыкалось с лесом и где в эту пору нельзя было встретить людей. Прихожан же Ферапонт распустил еще утром, и зная, что священник болен, возвращаться им было ни к чему. Однако, сторожась, корочун почти бежал, — нежелательная встреча, тем более, с вооруженными мужиками, могла плохо кончиться не только для него, но и для Аграфены. На ходу скоро произнес:
— Сейчас луна на ущербе, человеком оборотиться не могу. Ежели встретим кого, да нападут люди, ты от меня вроде как отбивайся, а потом в лес беги, там тебя наши найдут.
— А как же ты? — спросила Аграфена.
— Я — как судьба поведет, — усмехнулся, а по виду морду перекосил корочун.
Достигнув леса, он успокоился, сбавил шаг, говоря, что в своем доме никому в обиду не дастся. Ларец Аграфены, хоть и платком перевязанный, нести было неудобно, и корочун то и дело перебрасывал его с плеча на плечо.
Тропы видно не было, все стежки тщательно заметались корочунами, дабы не навести врагов на след, ведущий к их селению.
Потому Аграфена шла впереди, ориентируясь на деревья, указанные провожатым, который позади то и дело наклонялся, уничтожая протоптанный снег, при этом сундучок наезжал ему на голову, приводя в крайнюю степень раздражения.
— Ты что туда, казаны да горшки положила? Ты бы еще сундук дубовый со всей одежей за собой волокла, да ладно бы ты, так мне приходится.
Аграфена, которая все время оступалась, продираясь сквозь бурелом, несколько раз упала, угодила в земляные выемки, наполненные полурастаявшим снегом, промочив ноги да и вообще устала, проведя ночь без сна, в ужасе от встречи с бесовскими порождениями, тоже не в благостном настроении находилась, а потому ответила резко:
— Никто тебя не просил за сундучок мой хвататься, а если силы уж нет совсем, отдай мне, я понесу. Все легче, чем твое скрипение слушать.
Сзади раздался страшный скрежет, от звука которого тело ее покрылось гусиной кожей. Со страхом оглянувшись, увидела, что корочун остановился, разинув пасть, из которой и вылетали дикие звуки. «Спаси Бог, да это он смеется», — догадалась Аграфена, сама улыбнулась, и уже с более легким сердцем продолжила путь, даже пожалев, что накинулась на спутника, рисковавшего ради нее и предложившего в случае опасности бежать, оставив его одного. Подойдя к болотной тропе, корочун поменялся с нею местами, отдав ей ветку, велел снег заметать и ступать строго по его следам. И вот она взглянула на логово корочунов с того места, на котором стоял недавно Петр.
Тот же навес посредине, под ним — идол, личиной страшный, стволы, лежащие перед ним, служащие стволом. Однако не было тогдашнего спокойствия — большая группа корочунов окружала что-то, невидимое ей за их спинами. Как только путники, сойдя с тропы, появились на поляне, все оглянулись. Несколько обеспокоенных жителей бросились навстречу, однако почти не взглянули на Аграфену, обращаясь к своему пришедшему с ней собрату:
— Мерзостный чародей, бесовское наваждение, водяной — утопленник распухший, опять приманок набросал ядовитых на берегу. Двое наших детей, хоть много раз им запрещалось туда ходить, да подбирать пакость всякую, съели их, теперь умирают. С ними, от его козней, мы уже пятерых лишились!
Старший корочун, а за ним Аграфена, подошли к широкому древнему пню, разваленному надвое, — при гниении выделялось тепло, — на нем, на куче сухих листьев, лежали крошечные подобия корочунов, и Аграфена, как и Петр раньше, вдруг удивилась: «Да это же их дети, как у людей». Почему она так поразилась, и сама бы не могла сказать, ведь как-то же должен был поддерживаться корочунский род.
