– Добре, батьку!
Пропустив шедший впереди скот, мстители открыли стрельбу. Не успев как следует испугаться, Ваврищук и Брюховец одновременно отдали богу души.
Рекрутированная молодежь, почуяв волю, разбежалась кто куда.
Оставшиеся без присмотра животные недолго потоптались на лесной дороге и повернули обратно – в стойла своих хозяев.
Николай Степанович деловито убедился, что оба шуцмана мертвы, и потащил тело своего «крестника» в придорожную канаву. А Клименко еще долго неподвижно стоял над трупом Василия, испытывая смешанные чувства радости и сожаления. Радости оттого, что все прошло без сучка и задоринки: дядя цел, брат свободен, а эти двое уже никогда не будут терроризировать его родню. Сожаления потому, что впервые лишил жизни человека. Пусть врага, пособника оккупантов, но такого же простого крестьянина, украинца. Кто он после этого? Партизан? Герой? Или заурядный братоубийца?
– Ну, чего стоишь как вкопанный? – вернул его к жизни голос дяди Коли. – Прячь тело – и уходим!
– А оружие?
– Пристроим. Есть у меня одно надежное местечко.
33
Периодически подталкивая впереди идущего Березина, Перов вдруг услышал справа звуки выстрелов. Прозвучавшие почти одновременно два громких ружейных хлопка донеслись со стороны дороги, на которой он намеревался наконец снять мешок с головы своего спутника. Ба-бах! Ба-бах! Взлетели в небо птицы, испуганно заржали кони, замычали коровы…
– Лежать! – приказал сержант и, убедившись, что Петр выполнил его команду, резво пополз направо.
А там… Какой-то начавший лысеть дядька, нечесаный, небритый, тащил в канаву труп человека с желто-блакитной повязкой на рукаве.
Его сообщник, молодой, поджарый, сидел посреди дороги и чуть не плакал.
Дядька что-то сказал, и парень обернулся, открывая перед Перовым свое лицо. Мать честная! Да это же лейтенант Клименко!
Пограничник протер глаза! Нет, ошибки быть не могло!
Пред ним – командир, с которым он расстался несколько минут тому назад! Интересно, как ему удалось так быстро переодеться и провести столь блистательную операцию? Нет, что-то тут не так!
– Уходим, сынок! – донесся до пограничника бас бородача.
– Слухаюсь, тату, – на украинском ответил тот, кого он принял за командира.
Что за бесовщина?
34
На территории дотла разбомбленной немцами войсковой части можно было найти все: от пуговицы до пулемета. Оружие местное население не привлекало, его вокруг села – целый арсенал. А вот продукты питания растащили почти все. Но Березину, знавшему здесь каждый закуток, все же удалось раздобыть пару ящиков тушенки. Один из них зарыли под старой, накренившейся березой, второй Перов взял с собой. Больше унести он не мог – полтора пуда весила переносная радиостанция и еще несколько килограммов – батареи к ней.
35
Петр Михайлович остановился напротив барака, где до войны счастливо жила его семья, и закурил, долго не решаясь войти в покосившуюся дверь.
Наконец собрался с духом и переступил порог.
– Есть тут кто? – закричал на всякий случай.
– Ту-у-ут… Кто-о-о, – гулко ответило эхо.
Березин вошел в комнату, в которой лежала его больная жена, и увидел на кровати обычную школьную тетрадь. Подойдя, начал нервно листать ее.
«22 июня 1941 года. С утра началась бомбежка. Наши солдаты разбежались, кто куда. Папа попытался наладить дисциплину, но было поздно…» Это же дневник Натальи! Она начала заполнять его 17 сентября 1939 года! И, видимо, забыла при отходе!
Он перевернул еще два листка и чуть не закричал от радости. Там стояла дата 13.07.1941. «Мы ехали вдоль огромного кукурузного поля, за которым чернел смешанный лес. Именно из него наперерез обозу в обед вышли два эсэсовца. С нами было пятеро солдат, но оказывать сопротивление они не собирались. Побросали оружие и подняли руки. Их немцы забрали с собой, а нам велели возвращаться обратно…»
Бешено забилось сердце, задрожали руки. «Милая моя девочка, ты здесь!».
Березин пропустил несколько записей и прочитал последнюю: «Маму похоронили на сельском кладбище. Спасибо Андрею – он все организовал, даже привел священника. Я хоть и атеистка, но не возражала».
«Маму похоронили… Похоронили маму… Маму… На сельском кладбище… Бедная Лиза! Она знала, что долго не протянет. Все, отмучилась, бедняжка! Пусть будет земля тебе пухом!»
Березин аккуратно свернул тетрадь и положил в маленький, затянутый тесьмой, тряпичный мешочек, где находился весь его нехитрый скарб – несколько картошин да банка тушенки.
Привычно перебросив через плечо палку, к которой была привязана котомка, устало побрел на другой конец села…
36
Заполучив радиостанцию, Алексей Клименко был готов пуститься в пляс. Теперь он наладит контакт если не с Москвой, то хоть с кем-то из коллег по несчастью, так же, как и он, в силу обстоятельств оказавшихся в тылу врага.
Но… Радиус действия прибора оказался мизерным – всего несколько десятков километров, что, конечно же, не позволяло обнаружить потенциальных союзников. «Я лейтенант Клименко! Я лейтенант Клименко! Отзовитесь, все, кто слышит меня!» – открытым текстом кричал он в эфир, но ответа так и не дождался.
Пришлось спрятать рацию до лучших времен.
37
Подходя к кладбищу, Березин издали заметил две склонившиеся у свежего креста фигуры. Одну мужскую и одну женскую. Сердце екнуло и заныло. «Наталка!» Та что-то почувствовала и мгновенно обернулась. Пристально уставилась на приближающегося мужчину в потрепанной и грязной форме. И долго не могла узнать в нем аккуратиста-отца.
А как признала – бросилась навстречу.
– Папа!.. Папочка… Родненький… Живой!
Они обнимались и целовались на подступах к кладбищу, совершенно позабыв о Клименко, сиротливо переминавшемся с ноги на ногу.
– Знакомься – Андрей! – наконец-то догадалась Наталка.
Отец протянул незнакомцу руку и чуть не обомлел: тот, как две капли воды, был похож на пограничника, допрашивавшего его в лесу.
Однако высказывать вслух свои подозрения Петр не торопился. Кому, если не ему – кадровому военному, знать о таком понятии, как конспирация. Война есть война. Мало ли какое задание у парня?
– Это тот, к которому ты бегала еще до войны? – наконец пришел в себя Березин. – Приятно… Очень приятно.
– Взаимно.
– Ну, рассказывайте, что случилось с матерью?
– Убили ее. Полицаи.
– Вот как… А я-то думал… Лиза своей смертью…
Капитан подошел к кресту и, опустившись на одно колено, неподвижно постоял несколько минут, думая о чем-то своем. Затем резко поднялся и обнял Андрея за плечи.
