Но нынче не время и не место для перестрелки.
– Я войду первая, – говорит девушка.
Я не отдаю ей ключ.
Теперь наша цель – войти в гостиничный номер, в котором сидят пятеро вооруженных людей, полусумасшедших террористов, готовых убивать каждого.
Скорее всего, они пьяны или находятся под действием наркотиков – значит, непредсказуемы, не особо чувствуют боль, инстинкт самосохранения ослаблен.
Нам надо войти, разоружить их, обездвижить и сделать это без единого выстрела. С их стороны. Потому что если выстрелы прогремят, их эхо может докатиться до бандитов на базе. Полковник Кэрриган уверял, что они не смогут пройти сквозь его посты, но что, если он ошибается? Жители Золотого побережья такого не заслужили.
Войти, разоружить, обездвижить – и сделать все бесшумно.
Если кто-то скажет, что это возможно, я буду сильно удивлен.
Я вынимаю пластиковый пузырек-распылитель, направляю струю на ключ. Он покрывается мелкими капельками смазки – теперь замок не будет так скрипеть.
6
– Работаем чисто или грязно? – спрашивает Франсуаз.
– Как тебе больше нравится.
Она улыбается и вынимает из-за пояса оба ствола.
Они выглядят длиннее из-за глушителей.
Франсуаз называет их презервативами и постоянно бурчит, что так оружие носить неудобно.
Франсуаз любит устраивать шум.
Я вставляю ключ в замочную скважину, на лице Франсуаз застыло сосредоточенное выражение.
Я выбросил за этот тюбик полторы тысячи динаров. Посмотрим, стоил ли он того.
Я поворачиваю ключ, замок не скрипит.
Я распахиваю дверь и отхожу с линии огня.
Комната не должна быть большой, но может такой оказаться.
Секунда на то, чтобы определить, сколько человек внутри, кто из них вооружен, кто собирается подать голос.
Но самое главное – кто они.
Каждый человек внутри должен быть идентифицирован как террорист, до этого огонь открывать нельзя.
Идентифицирован по нашим источникам – они самые надежные.
Человек стоит у окна, застегивая рубашку. Он делает это снизу вверх, чего я терпеть не могу.
Это один из шести убийц, которые должны здесь находиться.
Франсуаз посылает ему пулю в сердце, и еще одну – в правое плечо.
Это необходимо для того, чтобы уравновесить силу удара. Иначе он вылетит в окно, выбивая стекла, и приземлится на асфальте где-нибудь на улице.
А мы ведь не хотим, чтобы он свалился кому-нибудь на голову.
Он успевает повернуться и увидеть холодные глаза девушки.
Пуля попадает ему в плечо уже после того, как Франсуаз его убила.
Он проворачивается на месте, точно танцор, и падает, гак и не застегнув рубашки.
Я стою за дверью, и стена закрывает мне комнату справа и слева. Но я слышу шаги человека и скрип деревянного стула.
Один поднимается на ноги, другой устремляется к двери.
Он растерян – иначе не стал бы перемещаться по прямой, а залег бы, достал пистолет и прицелился.
Франсуаз входит в комнату, разводя руки. Пуля с легким свистом входит в голову человека на стуле. Он кряхтит и опрокидывается вместе со стулом.
Пистолет падает на пол – мужчина даже не успел сжать его в руке.
Почти одновременно Франсуаз нажимает на второй спусковой крючок.
Я захожу следом за ней и вижу, как третий убийца хватается за горло, из которого двумя струйками вырывается кровь. Он пытается что-то сказать, разевая рот. Франсуаз всаживает в него пулю.
Он прислоняется к стене и обмякает.
Франсуаз наблюдает за ним, пока он не затихает.
Трое мужчин лежат в гостиничном номере, их тела пробиты пулями, а они даже не успели позвать на помощь.
Две двери – одна направо, другая налево.
Одна в ванную, другая в спальню.
Еще предстоит выковырять из стен пули.
Я указываю Франсуаз на дверь в ванную, сам приближаюсь к двери в спальню.
Пружины скрипят, кто-то смеется.
Франсуаз выходит из ванной. У нее слегка разочарованный вид – она никого не нашла.
– Захлопни пасть, шлюха, – слышу я из спальни. – Эй, братва, чего замолкли?
Франсуаз пересекает комнату менее чем за две секунды. Теперь предстоит войти и разрядить ситуацию до того, как преступники забеспокоятся и схватятся за оружие.
– Там девушка, может быть, не одна, – шепчу я.
– Девушка? Шлюхи не бывают девушками, – презрительно отвечает моя партнерша.
Она выносит дверь ударом ноги, я вхожу.
Мужчина сидит на постели, обнимая за плечи голую девицу. Та хлопает искусственными ресницами и хочет о чем-то спросить.
Еще одна девица лежит на кровати.
Второй мужчина стоит и тянется к пистолету.
Я пробиваю ему левый глаз, но его по-прежнему нельзя ни с кем спутать – это он был правой рукой лидера террористов.
Девица, сидящая на кровати, кричит.
Это не страшно – проститутки здесь часто кричат. Иногда потому, что их трахают, иногда потому, что бьют, часто – из-за действия наркотиков.
Но уж не потому, что счастливы.
Я направляю дуло пистолета на человека, который сидит рядом с ней.
– Руки на одеяло, приятель, – предлагаю я. Он повинуется, его зубы стучат.
Девица, лежащая на кровати, мелко дрожит. Мне хорошо видно, что она тянется под подушку.
Я позволяю ей вынуть пистолет и только тогда всаживаю пулю в подбородок.
Она тоже есть в моем досье – она шестая.
Другая девица – местная шлюшка.
Человек на кровати тихо подвывает.
– Одевайся, – говорю я. – Станешь теперь заниматься политикой в тюрьме.
7
Человек, который сидел сейчас перед нами за низким, грубо отесанным столом, звался Овном, по знаку Зодиака, или Крепким. Он никогда не выпускал из правой руки револьвера, а из головы – мыслей о свободе, которую он хотел принести в Республику Эатею.
На то, скольким свирфнеблингам суждено погибнуть в результате переворота, о совершении которого мечтал Овен, и сколько уцелевших навсегда сгинут в устроенных им концентрационных лагерях, – ему было плевать.
Овен предпочитал мутить воду на Золотом побережье, промышляя мелкими террористическими актами. Он пытался расширить сферу своего влияния, но не преуспел в этом.
