— Ты о чем? — резко спросил он.
Она уклончиво ответила:
— Я просто так сказала. Ты так много для меня сделал.
XI
Тучи сгустились для всех и каждого.
Предстояли месяцы с холодом и снегом, и люди не знали, к чему приложить руки. Что будет дальше? Они ходили и подбадривали себя на свершение разных великих дел, но не делали вообще ничего. Единственным, кто и впрямь что-то предпринимал, был Алекс, тот, что женат на Лили. В феврале он покинул обитель нужды и отправился на поиски работы.
Было морозное раннее утро. Он взял узелок с едой, которую Лили приготовила ему на дорогу, она и провожала его. Особых разговоров они не вели, судьба на них ополчилась. Алекс не был каким-нибудь забулдыгой, но раз уж судьба принудила его странствовать по свету, он должен по меньшей мере уйти в гневе. Лили и так, и эдак пыталась смягчить его, но нет: я ж тебе сказал, что ты у меня еще увидишь!
— Алекс! Ведь не я же виновата, что у тебя нет работы.
В последнюю минуту перед разлукой он не хотел напоминать ей различные ее прегрешения, но зато шагал как заведенный и при этом делал такие большие шаги, что она едва за ним поспевала.
— Ты от меня уходишь?
— Я тебя разве просил идти со мной и задерживать меня?
— Нет, нет, — ответила она и чуть приотстала.
Тем временем они вошли в лес. Он снял куртку, расстелил ее на снегу и сказал:
— Садись.
Она не поняла и спросила:
— Ты что это выдумал?
Он развязал узелок и поделил провизию.
— На — бери и ешь.
— Я? С чего это вдруг?
— Тебе нужнее.
Она ела, чтобы ему не перечить, ела и плакала. За последнее время отношения между ними наладились, Алекс был вполне хорош, просто удивительно, чем он для нее стал, он тоже кое на что годился, она начала испытывать радость и с мужем тоже. И вот он уезжает.
— А тебе не кажется, что мы могли бы вернуться домой? — спросила она.
Он не ответил.
— Не кажется? Тогда мы, во всяком случае, снова будем вместе.
— Лучше помалкивай. Мне что, без тебя забот не хватает?
Странно, как грубо он с ней разговаривает, когда они, может быть, расстаются навсегда.
— Ты мне пиши, — попросила она.
— Писать? Ты думаешь, в такой глухомани есть почта?
Лили, с ужасом:
— Господи, Алекс, куда ты собрался?
— Не знаю, на все четыре стороны.
Новые слезы, новое волнение. Впрочем, они не уговаривались хранить верность, не забывать друг друга, и вообще лучше умереть, чем… нет и нет, ни единой фразы с упоминанием вечности.
— Ты сидишь и мерзнешь, — сказала она.
— Ешь, — ответил он.
— Нет, спасибо, больше не хочу. — И она поспешно упаковала корзинку.
Больше ничего и не было, она встала, отряхнула снег с подола юбки и сказала:
— Мне пора домой, не то девочки проснутся.
Когда они отошли друг от друга на порядочное расстояние, она крикнула:
— Не пропадай надолго!
Но человек, который был управляющим на лесопильне, не может вот так же, взяв коробок с провизией, уйти из дому, чтобы искать себе работу. Он тщетно подбирал место по объявлениям в столичных газетах либо бродил по городу, как-никак он был инженер при тросточке и шляпе набекрень, хотя, конечно, прежним уважением уже не пользовался. Раньше все было по-другому.
Он начал ходить на пристань и выезжать на «Воробье». Он даже зачастил туда, но разве из-за своих поездок он что-нибудь упускал? Ровным счетом ничего. Капитан Ульрик и он неплохо ладили, оба были рангом повыше других и могли разговаривать на равных. За билет инженер не платил, потому что уже выложил много денег раньше, в те годы, когда ездил по делам лесопильни, вот теперь ему и пригодилось, что некогда он был богат и знатен. Правда, он делал вид, будто ездит с определенной целью, что где-то расположена лесная делянка, которая может представить интерес. Он сходил на берег и поджидал, покуда «Воробей» день спустя по пути домой снова не возьмет его на борт. Получалась как бы загородная прогулка, но самостоятельная, без семьи. К прогулке добавлялось и то обстоятельство, что капитан потчевал его едой и питьем. И щедро.
Вообще-то Ульрик Фредриксен был землевладелец, он выращивал кукурузу в Африке, однако располагал достаточными знаниями, чтобы провести «Воробья» по заливам и фьордам. На корабле, впрочем, не было ни единого человека, который не знал бы здешний фарватер. Поэтому сейчас они пытались силой выжить его с корабля, но у капитана Ульрика были благожелатели, которые за него держались, может быть, главным образом ради того, чтобы досадить хозяину имения, его всемогущему брату, которого никто не любил. Во всяком случае, Ульрика было невозможно сковырнуть с места. Спору нет, для семьи он был паршивой овцой, но его любили пассажиры, вдобавок он хорошо выглядел, хотя успел поседеть, а на лбу у него красовался синий рубец. Семейство же норовит спровадить его к крестьянам, с таким же успехом они могли пытаться уложить его в постель. Была бы там по крайней мере страусиная ферма, но ради картошки и овса — нет, спасибо. Вот страусиная ферма — дело другое, большие, нехристианские, похожие на верблюдов птицы — это вам не куры и не мыши, нечего и сравнивать.
В дверь постучали, и вошел штурман. Он доложил, что Ананий заболел.
Капитан:
— Ананий? А кто это такой?
— Один из команды. Он заболел.
— Объелся, наверно.
— Он говорит, что у него болит живот.
— То-то и оно. Глянь-ка, — продолжал капитан и достал небольшую бутылку с какой-то надписью. — Дайте ему хорошенько глотнуть и отправьте его в постель.
Так капитан Ульрик решал мелкие проблемы.
К тому же он был не прочь поговорить о женщинах и о других веселых материях, не скрывая, что был некогда обручен или близок к тому, чтобы обручиться, и это был единственный раз, когда ему и впрямь хотелось жениться, — завершал он свой рассказ.
Инженер спросил, из-за чего сорвалось дело.
Из-за него, капитана, как ни печально, но из-за него самого.
Поначалу она ему не отказывала, но он был так глуп, что ничего с ней не сделал, о чем горюет и по сей день. Да разве у такого идиота могло выйти по-другому? Потому что на следующий раз она сказала ему «нет».
— А ведь она уже почти была у меня в руках, — сокрушался стареющий бонвиван. — Мне следовало сделать то, чего я не сделал.
— Так, может, и сейчас еще не поздно? — спрашивает инженер, желая польстить ему.
— Сейчас? С тех пор минуло уже двадцать лет, да вдобавок это произошло в Натале. Об этом и думать нечего!
