Лишь когда они сели, Лолла внимательно его оглядела.
— Многое изменилось за этот год, — сказала она, — у нас у всех очень большие перемены. А у тебя все хорошо?
— Да, у меня все хорошо.
— Ты уехал. Представь, я это уже почти забыла. Ты ведь сбежал.
— Да, я осточертел себе самому. Но всего удивительней то, что сделала ты.
— А ты слышал?
— Все как есть. И порадовался за тебя. Ты это вполне заслужила.
— Грустно только, что далеко не все хорошо.
— Да нет, все прекрасно.
— Я кое-что должна тебе сказать.
— Я уже затаил дыхание.
— К сожалению, тут нечего шутить. Речь пойдет об акциях.
— Да, я слышал, что тебе не повезло. И что ты потеряла все свои акции.
— Нет, это ты их потерял.
— Я? — недовольно переспросил он. — Впрочем, стоят ли акции того, чтобы о них говорить? Зато ты получила превосходного мужа, удачно вышла замуж, теперь у тебя есть дом и положение в обществе и вся прочая благодать. Так что не печалься об акциях.
— Ты не изменился, как я вижу, — сказала она и покачала головой. — Хотя меня утешает, что ты так легко это воспринял. Но теперь ты должен сам вчинить иск дирекции и воспользоваться своим правом на акции.
— Ну! — воскликнул он и зажал уши. — У меня отродясь не было ни одной акции, чему я очень рад, акции только на то и годятся, чтобы их терять. Послушай, а как поживает Ольга?
— Ольга… ну она… она…
— Ты почему замялась?
— Я ничего про нее не знаю. А ты где живешь? — вдруг спросила она.
— Живу? В «Приюте моряка», разумеется. На первых порах.
— Я потому спрашиваю, что нашла в капитанской каюте все твои вещи и перенесла их в свой домик.
— Там была какая-то одежда? — спросил он. — Да, да, теперь припоминаю. В твой домик на берегу, говоришь?
— Я их переправлю в «Приют».
— Как? И речи быть не может. Я их сам заберу. Отличные костюмы, припоминаю, первого сорта. Если их надеть, мне Гулликсен, пожалуй, опять предоставит кредит.
Лолла покачала головой и, придя в отчаяние, окончательно сдалась.
— Ты, верно, и не помнишь больше, что когда-то был капитаном на «Воробье»?
— Ну как же не помнить?! Твоя стряпня, немой штурман…
— Не умри он от рака, то купил бы эти акции. Тогда они не пропали бы.
— Подумать только!
— Вот ты все шутишь. А почему ты сбежал?
— Не будь такой сердитой, Лолла!
— Я просто спрашиваю, почему ты сбежал?
— Ты этого не поймешь. А что, если я сбежал, чтобы поглядеть на одну могилу? А что, если за тем, чтобы увидеть, как большие кактусы растут под открытым небом? Мы с Анджелой часто ходили смотреть на них, они занятнее, чем все прочие уродцы, потому что для них естественно быть уродцами. Я и Анджела тоже были такими, вот почему мы так часто ходили смотреть на кактусы. А вдобавок я хотел отыскать Лоуренса, друга, который когда-то у меня был. Не знаю, помнишь ли ты, как я про него рассказывал.
— Ты его нашел?
— Да. Но они лишили его жизни.
— Ох!
— Да, взяли и убили его. Я приехал слишком поздно.
— Какой ужас! — И Лолла вздрогнула.
— Ужас, — повторил Абель, — но вообще-то они делают все очень аккуратно, сажают человека на стул и заставляют умереть.
— И его больше нет?
— Он для меня оставил письмо, но я его не прочел.
— Не прочел?
— Да что в нем могло быть такого, в этом письме, чего я не знал бы?
— Может, весточка для той, что в Ирландии?
— А ты про нее помнишь? Дико, что я его не прочел.
— Письмо у тебя с собой?
— Нет, я его там и оставил.
— Ой, — сказала Лолла горестно, — ты весь какой-то странный, во всем странный. Ну почему ты вернулся, раз уж ты уехал?
— Ты вправе так говорить. Твой муж когда-то рассказывал мне про корову и про скворцов, которые предпочитают быть там, откуда они родом, может, и со мной то же самое. Должен сказать тебе, что у тебя необыкновенный муж, Лолла.
— Да, он такой.
— Я однажды долго с ним разговаривал. Он многое понимает.
— Да, — сказала Лолла и поднялась, — теперь мне пора.
— Помочь тебе донести корзину?
— Нет, спасибо.
— Я на днях схожу в твой домик, возьму свою одежду, — сказал он.
После этого он снова сел на скамейку и стал глядеть, как она уходит, как грузно движется по улице. По обыкновению, красиво одета, фигура, правда, грузная, но по-прежнему статная. В былые дни она непременно попросила бы проводить ее. Хорошо, что она замужем, не будет теперь наведываться в его сарай.
Взяв свою нарядную одежду, он большую часть с помощью старьевщика обратил в деньги, а себе оставил лишь коричневый костюм и сразу стал элегантный, стал важный господин и направился в сторону лесопильни к Алексу и Лили.
Оба оказались дома, сидели за столом и обедали со своими детишками. Детишек теперь было четверо.
Все стулья были заняты, но Лили, красная как рак, вскочила с младенцем на руках.
— Не вставай, не вставай! — воскликнул Абель и сел на край постели.
— Вот ты и вернулся, Абель, — изрек Алекс, — ничего себе тип, бросил всех и подложил нам такую свинью.
Абель сказал, что уже наслышан об этом.
— Штурман угодил в больницу, там и умер, ну а мне пришлось вести корабль. Я и вел лучше не надо, но в последний рейс такая выдалась буря.
— Я про все слышал.
Лили:
— А у тебя все в порядке, Абель?
— Жаловаться не могу. Но вам тоже недурно живется, среди недели на столе мясо, как я вижу.
— Это телячья печенка, — сказала Лили. — Ты много поездил по белу свету, с тех пор как последний раз был здесь?
— Всего только наведался в Америку.
— Ах, если бы составить тебе компанию! — воскликнула Лили.
— А сюда тебя зачем принесло? — спросил Алекс.
— И сам не знаю.
Лили:
— Ну уж ты всегда что-нибудь найдешь, не то что некоторые.
Алекс, запальчиво:
— Ты до сего дня хоть раз сидела голодная?
Лили уточнила:
— Мы получаем пособие, только и всего.
Алекс, еще запальчивей:
— Я спрашиваю, ты до сего дня хоть раз сидела голодная?
