Но на этом история захоронения жертв большевистского террора не заканчивается. В январе 2012 г. автор узнал из личного разговора с научным сотрудником Ессентукского краеведческого музея А. Н. Коваленко, что места погребений двух военачальников неточны. По ее словам, реальное захоронение могло быть на территории храма, в его ограде справа от церкви, либо вообще в другом месте. Неточность объясняется тем, что в 1919 г. во время расследования казни Особой комиссией некоторые из опознанных трупов были перезахоронены родственниками. Достоверных данных о захоронении упомянутых военачальников нет. Стилизация же захоронений условна и вызвана, со слов краеведа П. Н. Никитина, следующим обстоятельством. В 1960-е гг., во времена хрущевской оттепели в Пятигорск в рамках культурного обмена между странами социалистического лагеря стали приезжать делегации из братской Болгарии. Члены одной из первых просили представителей советской стороны указать место захоронения национального героя Болгарии Р. Д. Радко-Дмитриева. Политическая корректность определила необходимость искусственно создать место захоронения героя Болгарии вместе с его сослуживцем Н. В. Рузским в непосредственной близости от массового захоронения невинных жертв 1918 г.
В числе генералов, предпринявших попытку служить новой власти, оказались М. В. Алексеев и А. А. Брусилов.
В 1915 г. Николай II, став Верховным главнокомандующим, на должность начальника штаба Ставки избрал М. В. Алексеева. По многочисленному мнению военных и общественных кругов, стратегия русской армии с этого периода являлась стратегией М. В. Алексеева, хотя в своей основе по-прежнему была обусловлена военно-политическими требованиями союзников.
Пулемет на позиции
Обеспечение фронта всем необходимым требовало теснейшего сотрудничества начальника штаба Ставки с представителями правительственных и общественных кругов, среди которых М. В. Алексеев пользовался большим авторитетом, так как, по их мнению, именно начальник штаба был реальным руководителем действующей армии. В результате деятельность М. В. Алексеева стала естественным образом выходить за рамки чисто военных вопросов. Рассматривая личность М. В. Алексеева, историк А. Я. Аврех писал, что окончательная победа в войне тому виделась в союзе правительства с Думой, Земским и Городским союзами. Начальник штаба Ставки сочувствовал борьбе «Прогрессивного блока» с правительством и имел довольно доверительные контакты с оппозиционными лидерами: М. В. Родзянко, А. И. Гучковым, М. Челноковым, А. Коноваловым.
При этом следует отметить, что М. В. Алексеев не был искушенным политиком. Он, по наблюдениям сотрудника Ставки М. К. Лемке, находился в самом полном неведении относительно политических партий, группировок, течений, программ. А. Д. Бубнов полагал, что по своим политическим взглядам М. В. Алексеев, несомненно, принадлежал к либерально настроенной, честной и любящей свою родину части русского общества.
М. В. Алексеев изнутри видел порочность методов, применяемых Николаем II в управлении армией. Проявлялись они, в частности, в том, что командный состав армии был «совершеннейшей катастрофой», так как император персонально ставил на высшие должности военачальников, невзирая на отсутствие у них необходимых полководческих качеств, что неизбежно приводило к поражению войск в сражениях и к напрасной гибели огромных масс людей. Так, еще летом 1915 г. в должности главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта М. В. Алексеев писал, что «…наш враг внутренний, наши деятели Петербурга… наша система…» не дают возможности для победы.
Исследователи считают, что попытка генералитета, в том числе и М. В. Алексеева, повлиять на высшую власть государства основывалась на обеспокоенности военачальников за состояние дел в обществе и в действующей армии. Так М. В. Алексеев в конце февраля 1917 г. стремился не допустить развала на фронте: «…на всех нас лег священный долг перед Государем и родиной сохранить верность долгу и присяге в войсках действующей армии».
Политические деятели «Прогрессивного блока», с которыми имел связь М. В. Алексеев, в первую очередь А. И. Гучков, с самого начала возлагали надежды на дворцовый переворот. Считалось, что только ценой отречения государя можно получить известные шансы успеха в создании новой власти, при этом строй должен был остаться монархическим. Относительно генералитета А. И. Гучков писал С. П. Мельгунову: «…никого из крупных военных к заговору привлечь не удалось».
Важно отметить, что при растущем неприятии личности Николая II дворянством, военной верхушкой, монархическая традиция в России оставалась по-прежнему сильной. М. В. Алексеев, хотя и находился в оппозиции к Николаю II, но оппозиции верноподданнической и, без сомнения, был горячим приверженцем монархии. Но при этом был совершенно чужим человеком в придворных кругах, к которым относился с предубеждением и от которых держался, возможно, дальше, не ища ни почестей, ни отличий, и был ярым антираспутинцем.
В подтверждение убежденности М. В. Алексеева в необходимости именно монархии как формы государственного правления, следует привести размышления о судьбе страны и армии, которые отражал его «всеподданнейший доклад» (неоконченный, без даты, по времени относится предположительно к осени 1916 г. – А. П.), находящийся в личном архиве. Упоминая о брожении в тылу армии и бездействии власти, он писал, что «…Народ не доверяет членам правительства, которые пренебрегают в полной мере общественной психологией… Народная молва не отделяет имя императора от деятельности правительства. Спасать имя своего государя, выделить его в вероятные кровавые часы нашей истории из среды дряблого правительства – священный долг каждого верноподданного». По нашему мнению, последняя фраза ясно дает понять намерение М. В. Алексеева не участвовать в свержении монархического строя в России, а «спасать» монархию.
Тем не менее события, стремительно развивавшиеся в Петрограде в течение нескольких дней февраля – марта 1917 г., уничтожили вековые традиции самодержавности в России. А высшее военное командование России в Ставке Верховного главнокомандующего и на фронтах Первой мировой войны своими действиями оказало помощь общественно-политическим деятелям в устранении Николая II от власти и в переходе от конституционной монархии к парламентской республике. Одну из главных ролей в этом сыграл начальник штаба Ставки генерал от инфантерии М. В. Алексеев.
Анализируя события в Ставке Верховного Главнокомандующего в период Февральского переворота 1917 г., В. С. Кобылин обратил внимание на воспоминания А. И. Спиридовича и В. В. Шульгина. Последний писал, что 1 марта 1917 г. М. В. Родзянко все время ведет переговоры со Ставкой и Рузским, сообщая по прямому проводу, что положение вещей в Петербурге с каждой минутой ухудшается. Что вчера (т. е. 28.02.1917 г. – А. П.) уже стало ясно, что для спасения династии и монархии необходимо отречение государя в пользу наследника, и что генерал Алексеев «примкнул» к этому мнению. Таким образом, М. В. Алексеев находил необходимым отречение государя императора после разговора с М. В. Родзянко, состоявшемся, по-видимому, на исходе суток 28 февраля – в первые часы 1 марта, и который стал переломным в его дальнейших действиях.
