Мне становится страшно. Стараюсь этого не показывать, но Донна озвучивает мои мысли.
– Нас убьют.
– Не убьют, – возражаю я.
– По-моему, этого и следовало ожидать, – сообщает Умник.
Тишина. Перевариваем.
– То есть? – не выдерживает Донна.
– Похоже на действующую лабораторию, – пожимает плечами Ум.
– Ага, действующая лаборатория, где проводят эксперименты на людях! – возмущается Питер.
Умник вновь пожимает плечами. Делать это неудобно – одна его рука прикована наручниками на уровне головы.
– Испытания на людях – завершающая стадия исследований, – объявляет он. – Это хорошо.
– Чувак, ты совсем того, – говорит Кэт.
– Мотать отсюда надо, мать вашу, – ругается Капитан. – Тео, ты живой?
– Что со мной сделается. – Лицо Тео заплыло, губы окровавлены.
– Умотаешь тут, как же, – усмехается Кэт. – Ребятки вооружены до зубов. И вообще, они чокнутые. Вы глаза их видели?
– Зрачки расширены, – кивает Умник. – Старик держит их на наркотиках.
В замке поворачивается ключ, входит голубоглазый парень с бусинами в волосах. Вместе с ним другие островитяне. У них наши вещи. Футболки, оружие, медвежонок, которого Донна стащила из библиотеки. У одного в руках «айфон» – тоже, наверное, Донны. Камера включена.
– Я снимаю шоу, – заявляет Голубоглазый. – «Лабораторные крысы» называется.
Когда до островитян доходит, они прыскают.
– Кто хочет стать первым участником?
Мы молчим.
– Да ладно вам. Мне что, самому выбрать? – Он так и светится от счастья.
– Я. Я пойду, – ни с того ни с сего брякаю я.
Донна дергается в мою сторону, я опускаю глаза.
– Не надо, – просит она. – Не надо!
Несмотря на ужас, выдавливаю улыбку.
– Я не пропаду.
– Нет! Не ходи!
Беру ее за руку.
– До скорого.
В глубине души теплится надежда: меня отведут к Старику, и я с ним поговорю. Вдруг удастся объяснить? Может, склоню его на нашу сторону.
Ну а кому еще идти-то? Кто заварил кашу?
* * *
Старик ждет меня в помещении, где я еще не был. Здесь пахнет по-другому – человеком, а не загоном для скота.
По всей комнате равномерно расставлены металлические столы, к ним привинчены цепи. У стен – низенькие холодильные камеры. Ряды грязных клеток, стоящих одна на другой.
Предводитель Островитян сменил защитный костюм на штаны цвета хаки, рубашку и потрепанный твидовый пиджак. Вокруг шеи намотан шарф. Старика знобит, хотя в помещении тепло и влажно. Рядом с его стулом на столе – большая бутылка воды без этикетки.
Старик кашляет – мокро, надрывно.
– Почему? – говорю я.
– Почему? – переспрашивает он.
Голос по-прежнему на удивление высокий, будто кто-то перестарался с настройками звука в приемнике.
– Почему вы живы?
Он ерзает, чешется, кашляет. Долго пьет.
– Почему жив? Иногда мне кажется, что я просто не могу умереть. – Он закрывает глаза и нараспев произносит: – «И поразили их острием меча; и спасся только я один, чтобы возвестить тебе».
Старик с надеждой смотрит на меня. Я молчу, хоть и узнал цитату.
– Нет? – Он гаснет. – Не с кем поговорить. Не с кем. – Затем учительским тоном: – «Книга Иова. Библия короля Якова». Прекрасный образчик поэзии.
– Почему?
– Почему я выжил? Что ж, мое научное объяснение основывается на гормонах. В частности, на стероидных гормонах, связанных белками. Нет? – Старик вновь испытующе смотрит на меня.
Будто проверяет, отзовется ли в ответ хоть малейшая частичка моего мозга.
Я мотаю головой. Умник понял бы, но Старику я такого не скажу. Не хочу давать этому странному созданию ни капли полезной информации.
– Не с кем поговорить, – опять констатирует он. – Никто не понимает.
– А вы попробуйте объяснить, – предлагаю я. – Мне.
– Можно, конечно… – В нем, похоже, проснулось любопытство. – Только… Ты, скорее всего, умрешь, как остальные. А не вовлекаться эмоционально очень трудно, понимаешь? Я и так страдаю повышенной тревожностью. Одна из составляющих моего положения.
– Какого положения?
– Думаешь, человеческого? – Старик хмыкает. – Да нет. Я о жизни с этой болячкой. С микробами в крови. Если я с ними подружусь, пришлю им нужные белки – скрасить одиночество, – они отстанут. Если нет, меня сожрут. Так что до тех пор, пока я не найду, как их убить, буду притворяться другом. – Он кривит лицо в очередной зверской улыбке. – Не волнуйся, микробы нас не слышат.
– Вы пытаетесь найти лекарство.
– Конечно. – Старик ковыряет корочку на носу. – На первый взгляд все выглядит, конечно, жутковато, но поверь, я – герой положительный.
– Какая радость.
– Не говори со мной таким тоном. Не имеешь права. Я не виноват. Хотя ты, наверное, думаешь по-другому.
– Я не знаю, что произошло. Расскажите. – У меня подводит живот. – Столько жертв…
– Думаешь, я не знаю? Никто не понимает этого так, как я! – Он неожиданно приходит в ярость. С тонких потрескавшихся губ летит слюна. Старик делает глоток воды. – Думаешь, легко жить с мыслью о том, сколько людей погибло? Не вини меня. Вини китайцев.
– При чем тут китайцы?
– Мы никогда не создали бы эту заразу, если бы технологический институт ВВС не выяснил: над вирусом работают в другой стране. И кто же до такого додумался? Китайцы. Социальные инженеры, понимаешь!
– Это ведь оружие, – говорю я.
– Разумеется, оружие. Что же еще? Природе такое не под силу. – Он гордо выпячивает грудь.
– Но почему только взрослые и дети? Раз уж вы создали какую-то чуму… почему она не убивает всех подряд?
– «Лишь тот, кто владеет молодежью, может завоевать будущее». Гитлер сказал. Должен же кто-то работать, когда мы придем к власти.
Островитяне смеются.
– Точняк, – говорит Голубоглазый.
– То есть это было что-то вроде… нейтронной бомбы? Которая уничтожит взрослых и малышей, но пощадит остальных? – У меня в голове начинает складываться картинка.
– В яблочко. О, я знаю, молодые люди мнят себя бунтарями. На самом же деле их душевные порывы легко направлять в нужное русло. – Старик поворачивается к юным боевикам. – Вы ведь счастливы, правда? У вас есть барахло – музыка, видеоигры, порнография, наряды. Разве я не забочусь о вашем пропитании? Не забочусь о том, чтобы вам было хорошо?
