Если до встречи с Васькой эта уверенность лишь боязливо тлела, то теперь она превратилась в большой костер. Где бы Лупан ни находился, перед его глазами плыл бриллиантовый дым, а купола многочисленных киевских храмов и церквей в обрамлении свежей зелени древесных крон казались золотым ожерельем, брошенным в высокую траву.
Матрос уже дошел до двери и даже вытащил из ручки прутик, исполняющий роль замка, как неожиданно откуда-то сбоку выскочили полицейские и попытались скрутить ему руки. Но не тут-то было.
Жиган обладал недюжинной силой, поэтому стряхнул фараонов со своих плеч, как медведь охотничьих псов. А затем помчался по улице, на ходу грубо сбив полицейского пристава, который дул в свисток, подзывая тех своих подчиненных, которые не горели желанием принять непосредственное участие в задержании.
Разъяренный участковый пристав
[30]
(в белом летнем кителе, с ног до головы вывалявшись в пыли, он стал похож на замарашку) выхватил револьвер и два раза пульнул вслед Матросу. И тут же опять упал на землю, закрыв голову руками, — жиган ответил ему выстрелами из своего нагана.
Опомнившиеся полицейские открыли бешеный огонь из всех стволов, но жигана и след простыл — он скрылся от преследователей в старом, заброшенном монастырском саду, похожем на лес, где местные пацаны обычно играли в прятки.
Васька Шнырь и Петря не стали досматривать финал полицейской засады. Едва раздались первые выстрелы, как у них словно крылья выросли за плечами. Они бежали вдоль монастырских стен до тех пор, пока хватило духу. А затем попадали в высокую траву и долго не могли прийти в себя.
Шнырь и Лупан лежали молча, пристально вглядываясь в удивительно голубые небеса, на которых не было ни одной тучки. Они словно пытались прочитать там свою дальнейшую судьбу…
Глава 8
2007 год. Странная цыганка
«Недолго мучилась старушка…»
Дурацкий анекдот из так называемой садистской серии упрямо лез в голову, как Глеб ни старался от него отбрыкаться. Он не был циником или совершенно черствым, бездушным человеком, но его большей частью мучила не горечь от утраты хорошего человека, а то, что он пролетел с картиной.
«Ну почему, почему я не приехал к Ольге Никаноровне вчера вечером?! Ведь железо нужно ковать, пока оно горячо. Тебе эта аксиома известна лучше, чем кому-либо другому. В нашей профессии всегда нужно торопиться, иначе опередят. Какие проблемы — подождал бы, пока закончатся все ее лечебные процедуры. Пусть даже до полуночи. А теперь что? По идее, тупик. И как из него выбраться?»
Глеб вдруг понял, что совершенно не верит в несчастный случай. Когда Ольга Никаноровна поднималась по лестнице, то цепко держалась за перила. Это Глеб видел своими глазами. Несмотря на преклонные годы, она не была немощной. Скорее наоборот. Руки у нее были сильными, цепкими.
Конечно, Ольга Никаноровна могла внезапно потерять сознание. Годы есть годы. Но с какой стати ей вздумалось подниматься ни свет, ни заря и выходить во двор? — вспомнил Глеб слова бабульки.
Ладно, допустим, ее убили. Но тогда выходит, что и он «под колпаком». И что НЕКТО охотится за тем же, что и Глеб. И этот неизвестный (или неизвестные? Может, там целая шайка) опередил его, изъяв картину.
Но зачем она ему нужна? Ведь план у Глеба. А без плана картина — всего лишь кусок холста, покрытый красочным слоем.
«Чудак человек… План ПОКА у тебя. Если за ним идет такая серьезная охота, то жди гостей, которые не очень обременены различными законами и условностями…»
Нет-нет, это бред сивой кобылы! Те, кто, возможно, начал за ним следить после его визита к Ципурке (или раньше?), вряд ли могли предполагать, что он так быстро найдет то, что нужно. И уж тем более они не знали, что картина находится у Ольги Никаноровны.
Да, не знали. Но могли узнать. Как? Очень просто. Ах, черт! Глеб стукнул себя ладонью по лбу.
«Нужно было спросить бабульку, — подумал он, — не ходил ли вчера вечером по квартирам какой-нибудь инспектор или мастер ЖЭУ — электрик, сантехник и так далее. Если ходил, то вся история приобретает совсем иное толкование…».
Вспомнив, что утром он вместо завтрака выпил лишь чашку чая с сухариками, Глеб круто вывернул руль и припарковался на стоянке возле придорожного кафе. Он сел за столик на открытом воздухе, сделал заказ и сразу же оплатил его, чтобы не тратить время на ожидание счета.
Весь в плену мыслей, он быстро съел все, что ему принесли, даже не ощущая вкуса; короче говоря, набил себе желудок, чтобы не сосало под ложечкой. Лишь когда ему подали кофе, Глеб наконец сосредоточился на своих гастрономических упражнениях и тут же понял, что лучше бы он этого не делал.
Кофе оказалось «котловым»: не очень горячей водой, возможно, даже некипяченой, разбавили дешевый кофейный порошок, и получилась жиденькая коричневая бурда со вкусом жженой резины.
Но возмутиться Глеб не успел. К его столику неожиданно подсела цыганка и глубоким грудным голосом сказала:
— Дай погадаю тебе, соколик.
Глеб всегда избегал различных толкователей судьбы. Он был чересчур образованным человеком, чтобы верить во всякую чушь. И когда в газетах или на телевидении, по идее, умные люди с совершенно серьезным и многозначительным видом рассуждали о появлении какого-нибудь нового Нострадамуса, чаще всего в юбке, он лишь смеялся.
Все подобные статьи и представления были не больше чем элементами примитивного шоу, крючком с наживкой для простодушных и не шибко обремененных знаниями обывателей. Ведь людьми, которые верят в разную чертовщину, легко управлять.
— А руку позолотить? — с насмешкой спросил Глеб.
Удивительно, но цыганка, которой уже явно перевалило за пятьдесят, не вызвала в нем неприятия. Она была в чистой одежде — черная кофта в мелкий цветочек и длинная юбка, и от нее пахло свежескошенным сеном и какими-то духами — что-то цветочное, но ненавязчивое.
— Не нужно. Когда всю правду расскажу, сам решишь, золотить мне руку или нет.
— Понял. Но вот что я вам скажу, уважаемая: свое прошлое я и так знаю, а будущее меня мало интересует. Большие познания — большие горести. Зачем мне нести на своих плечах такой тяжкий груз? А это вам в качестве презента… на чашку кофе, — он достал из бумажника сторублевку, положил ее на стол перед цыганкой и встал. — Только здесь кофе не пейте, иначе испортите желудок. Всего вам доброго… — Глеб изобразил легкий поклон, приятно улыбнулся и пошел к своей «ауди», мирно загоравшей на солнцепеке.
Но тут же резко тормознул, услышав слова цыганки:
