– Верно, – согласился сворк. – Ты понял что?
– Думаю, догадался.
– Пару минут он даже раздумывал, не высказать ли свою идею вслух. Но потом не решился. Не знал, как ее воспримут.
– О чем это вы? – нетерпеливо перебила Франсуаз.
Эмоциональный поток рептилии заколебался, словно говоря – о эти женщины! Поскольку у его диких предков самки нередко поедали самцов, он знал, о чем толкует.
– Масконосец хочет, чтобы коронеты кое-что внушили людям, – пояснил я. – Так, между делом. Нашептывали им всякие разности. Например, «коронеты – хорошие», «лучше друга нет, чем славный коронет». И все такое.
– Я думаю, в плане Масконосца нет ничего дурного, – заметил я.
– Да, – согласился сворк. Он хитро прищурился.
– Особенно если мы сделаем вид, будто ничего не знаем. Нельзя превращать подобное в правило. К тому же пусть чувствует себя немного виноватым, раз обманул нас. Ему пойдет на пользу.
Я молчал, так как знал, что мой старый друг вернулся вовсе не поэтому. Существовала более важная тема, которую следовало обсудить.
– Не все мои сородичи любят людей, – проговорил Старейшина.-Увы, есть среди них такие, кто просто терпеть вас не может. Мне стыдно за то, что такие сворки живут в моем городе. Но я ничего не могу поделать.
– Везде хватает придурков, – подтвердила Франсуаз. Если она думала, что поддакнула сворку, то я придерживался иного мнения.
– Даже я не всесилен, – продолжал сворк. – Если, как вы это называете, огонь войны разгорится, в Свор-кмиддле найдутся те, кто станет раздувать его с нашей стороны.
7
Возвращаться в Беркен мне хотелось примерно так же, как жениться или снова пойти учиться в школу. Но я сильно подозревал, что мои новые друзья-заговорщики станут искать меня по всему лесу.
Прятаться от них вряд ли стоило – все равно найдут. Следовало первым нанести удар или, по крайней мере, легкий щипок.
К тому же Франсуаз вызвалась потолковать с бойцами, охранявшими усадьбу Дархма. Я считал, что никого из них раньше утра не отпустят, но промолчал. Не так уж часто выдается случай от нее отделаться.
В Беркене мне хлопот и так хватит.
Предчувствие не обмануло меня. Вскоре из-за деревьев появилась группа вооруженных людей. Впереди на своем низкорослом ящере ехал сам констебль Клиф Уотертаун.
– Куда собрались в такую рань, офицер? – поинтересовался я.
– По делам государственной важности, – несколько смешавшись, ответил Клиф.
– Уж очень важное, видно, дело, раз заставило вас, как дикого клопа, скакать под луной по лесным дорогам, – хмыкнул я.
Уотертаун отвесил себе пару мысленных оплеух, и это помогло ему собраться с мыслями.
– Майкл Амбрустер, приказываю вам спешиться, – прогудел он. – Вы арестованы по подозрению в государственной измене.
– Хорошо, – бросил я. – Поехали, выясним, что там у вас стряслось.
– Приказываю вам спешиться, – повысил голос Уотертаун.
– Приказать можно и василиску, чтобы он ручным стал. Только он не послушается.
– Если вы ослушаетесь моего приказа, я вас стащу силой. – Констебль от возмущения дал петуха.
– Попробуйте, – усмехнулся я.
Клиф грузно сполз со своего ящера, подчиненные последовали его примеру, направляясь ко мне с твердым намерением стащить на землю.
Когда они были в нескольких шагах, я направил своего скакуна прямо на них.
Не ожидая ничего подобного, Клиф не успел отойти в сторону и кубарем покатился с дороги, громыхая тяжелыми доспехами. Такая же судьба постигла и сопровождающих. Объехав их ящеров, я остановился.
– Долго еще будете отдыхать, констебль? – спросил я. – Кто-то грозился доставить меня в крепость. Поехали, пока я не передумал.
Красный от злости и негодования, Уотертаун с трудом поднялся на ноги и, тяжело дыша, подошел ко мне.
– Немедленно спешиться, я приказываю, – прошипел он.
– Догоняйте, – бросил я через плечо, направляясь в город.
Более смешного ареста еще не видели жители Беркена. Впереди на благородном ящере легкой рысью ехал арестованный. Позади на низкорослом скакуне поспешал изрядно помятый констебль. Двое всадников замыкали процессию.
* * *
Городская ратуша стояла посередине центральной площади.
Мы прошли приемный зал овальной формы, подошли к стене, и констебль жестом фокусника, достающего кролика из шляпы, нажал на замаскированную под шляпку гвоздя кнопку.
Деревянная панель бесшумно откатилась в сторону, открылся узкий проход.
– Возможно, вам хоромы маловатыми покажутся, но уж не обессудьте.
Клиф из всех сил старался играть роль радушного хозяина, принимающего дорогого гостя.
Равнодушное выражение моего лица изрядно раздосадовало констебля.
– Поторапливайтесь, – грубо сказал он и поднял сжатый кулак, собираясь толкнуть меня.
В ту же минуту его рука повисла плетью. Уотертаун был ошарашен – он даже не смог уследить за моим молниеносным ответным движением. Я хлопнул тюремщика по плечу, и тот почувствовал, что онемение постепенно проходит.
– Никогда, слышишь, Уотертаун, никогда не поднимай на меня руку. И думать не смей.
«Он не только изменник, – злобно пыхтел констебль, – но еще и колдун проклятый. Это он у коронетов-сворков научился всякой гадости».
Крутая каменная лестница вела вниз.
Казалось, что спуску не будет конца. Я протянул руку и тут же отдернул ее, натолкнувшись на что-то склизкое и неприятное на ощупь.
Тварь, недовольная, что ее потревожили ярким светом и прикосновением, зашипела и стекла на лестницу.
– Лучше бы сидел на месте и не рыпался, – недовольно прошептал Клиф. – Сам виноват. – Лицо констебля раскраснелось от ходьбы и волнения. – Не хоромы, к которым вы привыкли, но жить можно. Тем более если недолго. Как в вашем случае.
Он коротко хохотнул и открыл узкую дверь, ведущую в камеру.
Я вошел, двери за мной захлопнулись. Каменные стены сочились влагой, какие-то мерзкие твари деловито сновали по потолку и полу.
Не прошло и пары минут, как я уловил какой-то отдаленный шум. Кто-то шел по коридору – но не со стороны двери, в которую вошли мы с констеблем.
– Прикройте глаза, Майкл, я не хочу вас ослепить, – раздался знакомый голос. Скрипнула дверь.
– Не думал, что придется встретиться вот так. – Я узнал голос Джоэла Линдена.
Комендант вошел через какой-то потайной ход, которых здесь было видимо-невидимо. Он держал факел в одной руке, в другой же у него был армейский рюкзак, по виду довольно тяжелый.