– Ты не мог сделать это, – повторил Линден. – Ты не мог убить эльфа.
Он произнес еще что-то, но его слышали только боги, перед которыми он предстал.
Я встал перед ним на колени и закрыл ему глаза.
– Тысячи эльфов погибли во время Лернейской кампании, – пробормотал я. – И один – два года спустя.
29
Я поднял глаза.
Только сейчас я понял, что никогда не слышал, как поют птицы Золотого леса.
Раньше их пение было не для меня.
– Мы будем скучать по вам, – сказал шериф Уотертаун.
На его голове красовалась высокая шапка Председателя собрания лендлордов.
– Я тоже, – ответил я.
Он говорил искренне; я лгал.
Люди собрались на площади, чтобы проводить нас. Были здесь и сворки, и коронеты, пришли даже трое гоблинов, в нарядных беретах, с алыми бархатными бабочками.
Мне почему-то казалось – они пришли удостовериться, действительно ли мы покинули их город.
Впрочем, я был несправедлив к ним. Я знал, что оставляю здесь друзей. Как бы мне хотелось вот так же оставить здесь и воспоминания – о том, что не должно было произойти ни с кем, но произошло.
Немного в стороне стоял с опущенными глазами Тафар Дуэрбо. На его правой руке темнела черная повязка.
Теперь, когда трагедия отошла в прошлое и занавес пал, скрывая мертвых от взоров живых, отец, лишившийся двоих сыновей, мог носить траур.
– Вот что, мы тут решили внести кое-какие изменения, – говорит Уотертаун.
Он бросает взгляд на Старейшину сворков и Великого Масконосца.
– Будем приглашать их на наши собрания. Оно, знаете ли, и к лучшему, что они мысли читают. Пусть все знают – мы люди мирные и ни против кого зла не замышляем.
А ведь это и в самом деле его идея…
– Приезжайте к нам в Каменную пустыню. Кстати… Уотертаун немного понижает голос.
– Почему они называют ее равниной Драконов? Никак не могу понять.
Отец Игнасио смотрит на меня мудрым, понимающим взглядом священника. Он хочет напомнить, что скоро в ратушу привезут драгоценные камни, а мой параплан уже готов.
Франсуаз трогает меня за рукав.
Наконец-то я слышу пение птиц.
Часть II
СЕРДЦЕ МШАРЫ
1
– Кто – лучшие друзья девушки? – спросила демонесса Франсуаз.
Вопрос заслуживал обдумывания.
Я стоял на одном колене, и обитая золотом дверь топорщила передо мной вензеля украшений. Дверь была не очень высокой – примерно в половину человеческого роста. А средних размеров дворф с легкостью мог бы войти в нее, даже не потеряв шляпы.
Для того чтобы добраться до двери, мне понадобилось отодвинуть в сторону две расписные вазы династии Лунь. Одна из них изображала зеленого дракона, погруженного во вспененные волны океана. Другую украшал орнамент.
– Ставить рядом две вазы, – пробормотал я, – одну идеографическую, другую орнаментальную – значит оскорбить искусство.
– Чего? – переспросила девушка. Я терпеливо пояснил:
– Вот здесь, Френки, погляди – картинка. Тут – полосочки. Так тебе понятнее?
– Я не дура, – отрезала Франсуаз, хотя мгновение назад выглядела именно ею.
Отодвинуть две вазы от дверцы сейфа было сложно. Я не люблю, когда прекрасные произведения старины приходится таскать по полу, словно это мебель.
– Майкл, что ты там возишься, – нетерпеливо окликнула меня Франсуаз, – с этими горшками.
– Это не горшки, – с достоинством отвечал я.
Я не стал говорить дальше, ибо не хотел отвлекаться. Мне становилось страшно при одной мысли о том, что я могу повредить лаковое покрытие.
– Дай лучше мне, – потребовала девушка.
– Чтобы ты расколотила эти, как ты называешь, горшки своим мечом? – спросил я. – Нет, Френки. Лучше отойди-ка подальше.
– Но здесь достаточно места.
– Для обычного человека и горшка – да. Для тебя и орнаментальной вазы династии Лунь – не будет достаточно и взлетно-посадочной полосы.
Я убедился, что вазы находятся в такой безопасности, насколько это вообще возможно рядом с Франсуаз. Опустив руку во внутренний карман камзола, я вынул связку ключей, а из другого отделения достал светящийся кристалл.
Франсуаз дышала так громко, словно играла в паровозик.
Голубые тени проникали в комнату из ночного сада. Три луны воспаряли над грешной землей в еще более грешном небе. Холодный ветер, проскальзывавший сюда из долины, шевелил ветви кипарисов, и маленькие певчие птеродактили жались к чешуйчатым стволам акаций.
Караульные проходили по террасе через каждые восемь с половиной униарных минут.
Один шел по правой террасе, с запада на восток. Его товарищ на левой двигался в обратном направлении. Разрыв между обходами составлял четыре минуты, поэтому мне приходилось часто гасить светящийся кристалл.
Франсуаз смотрела на меня так, словно лучше меня знает, как взламывать сейфы.
– Итак, – произнес я, – кто же лучшие друзья девушки?
Я начал с того, что попробовал изогнутую сайдерн-скую отмычку. Она открывает сейфовые замки так же безотказно, как лесть – человеческие сердца.
Но украшенный золотыми вензелями сейф не имел сердца, и изогнутая сайдернская отмычка не смогла войти в его замок даже наполовину.
– Что до моего мнения, – вымолвил я, выбирая из связки прямой ключ с шестью смещающимися бороздками, – то я бы назвал книги. Стихотворения Водсворта, Шелли, лорда Гордона Байрона.
Я повернул ключ; что-то щелкнуло, и мне оставалось надеяться, что я не сломал только что прямую отмычку.
– Но раз вопрос исходит от тебя…
Я вынул ключ и придирчиво осмотрел его.
– Тоже не подходит… Я думаю, Френки, ты имела в виду что-то вроде вибратора.
Франсуаз зашипела, и гнев ее был вызван вовсе не тем, как я обращаюсь с отмычками.
– Быстрее, – сказала она.
Я переменил положение бороздок и вернул отмычку в полость замка.
– Что в этой стране делают с ворами? – осведомился я.
– Тебя это очень интересует?
– Да нет, просто хочу поддержать разговор.
– Им отрубают руки. Я согласно кивнул:
– Так делают во многих странах…
– Но не так, как здесь.
