«Ну вот, и этот губы скривил. А чего хотел увидеть? Балаган, где глотают шпаги и выдувают огонь? Нет, батенька, волшебство – такое же искусство, как математика или скульптура. Здесь нужны точность, порядок, а не цирковые кунштюки».
Гроссмейстер спросил себя, что сам он почувствовал, увидев впервые залу для церемоний, был ли так же огорчен скупой, если не сказать бедной обстановкой. Однако это произошло уже так давно, что память отказывалась давать ответы.
– Ставь на престол свечи, – распорядился он, взмахивая несколько раз шпагой в воздухе.
Юноша отшатнулся, едва не получив по уху. Алеганд усмехнулся. Если бы несколько минут назад Джереми не увидел двеллера собственными глазами, сейчас наверняка решил бы, что старик совсем лишился ума.
– Как я уже говорил, в каждой вещи остается след ее владельца, – пояснил он. – То же и с комнатой. Весь день мои ученики проводили здесь очистительные ритуалы. Однако нелишним будет и взмахнуть пару раз клинком – он рассеивает сгущения астральной силы.
Парень замешкался, не зная, куда девать свечи, но и не решаясь спросить.
– Престолом называют этот каменный куб, – пояснил Алеганд. – Обрати внимание, он стоит у восточной стены, приветствуя восход солнца.
Понять это без пояснений вряд ли было возможно, так как в комнате не было окон.
В таких случаях гроссмейстер обычно рассказывал поучительную историю об одном колдуне, который, въехав в новый дом, невнимательно изучил его чертежи и оплошно поставил престол возле западной стены. Однако, учитывая судьбу Сарнмира-старшего, подобная тема вряд ли была бы к месту.
– Еще обычно ставят кадильницу, чашу из чистого хрусталя, чернильницу из фарфора, много всякой дребедени. Но на сей раз этого хватит. А то еще зазнаются гости, увидев, как мы ради них стараемся.
Последние слова были произнесены шутливым тоном, однако в них, как в капле росы, отразилось все искусство повелевать другими. Если хочешь управлять людьми, не давай им ощущать их значимость.
Двери распахнулись, и в залу начали входить приглашенные. Джереми знал почти всех, хотя по большей части поверхностно, – они принадлежали к кругу отца. Каждый из них с почтением приветствовал Алеганда – всякий по-своему, кто жестом, кто поклоном, как требовал устав его Ордена или Гильдии, но всегда строго и церемонно.
Юноша невольно сравнивал это сборище с тем, что видел в отцовском доме, когда съезжались члены Ордена Коратоллы. С болезненным огорчением он осознал, как жалки и ничтожны были потуги отца, пытавшегося воссоздать торжественную встречу магов. Так мучается артист провинциального театра, когда видит знакомую пьесу на столичной сцене.
Однако вскоре пришла и другая мысль, внезапно обрадовавшая его. Он стоял рядом с Алегандом, и гости, приветствуя гроссмейстера, тем самым словно отдавали дань и ему, Джереми.
Впервые в жизни он понял, что находиться рядом с великим человеком – не всегда, значит, быть мальчиком на побегушках, к которому относятся словно к пятилетнему ребенку, но при этом спрашивают, как с равного.
Юноше вдруг захотелось стать учеником Алеганда (хотя он почти совсем не представлял себе, что это значит) – не из-за колдовской власти, которую он сможет обрести в далеком будущем, нет, сейчас он о ней не думал, но ради этого пьянящего чувства собственной значимости.
Обмениваясь приветствиями с хозяином, гости бросали едва заметные взгляды на мраморный пол залы, желая узнать, начертаны ли там магические круги, а если да, то сколько. Однако холодные плиты оставались девственно чисты, как и в тот день, когда резец каменотеса впервые коснулся их.
Следы ритуалов, которые проводились здесь ранее, были тщательно стерты, с тем чтобы призванные тогда астральные сущности не вернулись вновь, тревожа покой живых.
Убедившись в этом, гости приходили к выводу, что ничего важного сегодня не намечается. Гроссмейстер станет успокаивать их, заверит, будто делает все возможное, призовет к благоразумию и навертит еще несколько кренделей из подобной лапши.
Они не ждали от Алеганда ничего другого, полагая, что за столь короткое время нельзя выяснить правду о том, что случилось в особняке Сарнмира. Потому ворчали, что съехались зря, какой толк слушать пустые слова, но в то же время прекрасно понимали, что, не созови их гроссмейстер, стали бы возмущаться и требовать у него отчета.
Сидеть в комнате было негде – отчасти потому, что так требовала традиция; мебель, как и другие предметы, носила на себе прошлое тех, кто ею пользовался. Что же касается стульев, как любил говорить Алеганд в узком кругу, то тем более.
Другая, не менее веская причина состояла в то, что хозяин особняка не хотел, чтобы гости слишком задержались. Стоя особо не рассидишься, вот почему, к его вящей радости, подобные встречи надолго не затягивались.
Гости в большинстве своем привыкли к роскоши и удобным креслам, если они и давали работу ногам, то лишь нажимая педали автомобиля. А потому те, кто при других обстоятельствах непременно втянул бы гостей в спор – подобно тому, как торнадо увлекает в свою воронку все на своем пути, – в особняке Алеганда думали лишь о том, как бы поскорей присесть.
Кроме того, стоящих гостей не приходилось угощать – мелочь для такого богатого человека, как гроссмейстер, но несказанно грела душу.
Алеганд окинул взглядом собравшихся, словно учитель, считающий первоклашек на экскурсии, и убедился, что все заняли места по старшинству. Тиндол Пелатар стоял там, где полагалось Сарнмиру – впрочем, магистра Ордена Коратоллы сюда обычно не приглашали.
Согласно традиции, им же самим введенной, гроссмейстер взял слово первым. Речь потекла из него легко, будто вода из хорошо отлаженного фонтана. Он разливался соловьем и рассыпался бисером. То воздевал глаза к потолку, как бы провожая душу умершего, то, наоборот, корбно устремлял глаза в пол, словно именно там, под его ногами, Сарнмир был похоронен.
Мало кто слушал его, и меньше всех – сам Алеганд. Затем гроссмейстер подтолкнул вперед Джереми, слегка встряхнул за плечи, словно пропахший нафталином пиджак, и пояснил, что перед ними – новый верховный магистр Ордена. При этом на цыпочках обошел молчанием тот факт, что временно.
Речь полилась снова. Алеганд говорил, что Орден Коратоллы давно уже ослаб, а произошедшая с Сарнмиром трагедия еще раз подтверждает это. На них всех, верховных магах, лежит вина за то, что они не проследили вовремя за происходящим, и потому магистр дерзнул провести ритуал, не имея ни опыта, ни знаний, ни врожденных способностей к магии.
– Мы все виновны в его смерти, – говорил Алеганд, и собравшиеся вновь согласно и скорбно закивали. – Наша задача – сделать так, чтобы трагедия не повторилась.
Чувствуя, что собравшиеся раз за разом поддерживают его, он, не меняя тона, заключил:
А потому следует уничтожить Орден Коратоллы.
