Он засунул руку за пояс и вынул оттуда легкий полотняный головной убор, который, очевидно, носил там специально для таких случаев.
– На, – сказал он, протягивая берет девушке. – Надевай и скажи спасибо, что тебя не высекли прямо на улице.
Франсуаз медленно взяла убор из рук Виже.
Я покачал головой и отступил на шаг, зная, что Лига борьбы с насилием не одобрит то, что произойдет дальше.
Демонесса резко выбросила вперед руку, и ее пальцы коснулись основания горла Виже. Человек захрипел; он выглядел, как певец, который попытался одновременно взять две ноты – самую высокую и самую низкую. Из его рта полилась только тишина.
Франсуаз скомкала полотняный берет и воткнула его в распахнутые челюсти Виже. Двумя резкими движениями она затолкала убор поглубже. Вожак отряда отшатнулся и рефлекторно попытался проглотить то, чем его угостили.
– Попробуйте справиться со мной, мальчонки, – усмехнулась девушка.
Я резко выбросил трость вперед и вниз, обращая ее в длинную палку для фехтования. Мне не хотелось причинять темнокамзольщикам большего вреда, чем они были способны нанести себе сами, поэтому я не стал прибегать к клинку.
– Нет, Майкл, – сказала Франсуаз. – Это девичья забава.
Я знал, что не имеет смысла возражать, поэтому вернул энергетический шар в форму трости и отошел подальше.
– Есть только один предрассудок хуже, чем мужской шовинизм, – пробормотал я. – Это женский шовинизм.
Бедняге Виже пришлось сглотнуть, пожалуй, раз десять, прежде чем он сообразил вынуть изо рта скомканный берет. Никто из товарищей не осмелился не только помочь ему, но даже подсказать, каким способом можно освободить дыхание.
Франсуаз отстегнула от пояса ремень.
– Сейчас я высеку тебя, недоносок, – произнесла она. – И ты научишься уважительно разговаривать с женщиной.
Виже поперхнулся, хотя никакого берета в его рту уже не было; по всей видимости, его язык надолго сохранит жесткий вкус материи. Он посмотрел на Франсуаз, и я мог бы поклясться, что парень ищет способа если не обратить все в шутку, то по крайней мере постараться мирно разойтись.
Одни скажут, что это было врожденное свойство лидера, которое подсказывало Виже: худой мир лучше, чем перспектива быть выпоротым на городском бульваре. Другие сочтут, что предводитель темнокамзолыциков проявил трусость. Третьи, и я с ними соглашусь, придут к выводу: первое неотделимо от второго.
И точно так же второй апаш, тот, что первым подал голос при встрече с нами, не мог не находиться в этой компании. Такие, как Виже, часто окружают себя подобными горлопанами; они – та свита, которая играет короля. Их поддакивание наполняет вожаков уверенностью в себе, но уверенность эта шаткая, как шатка преданность подпевал.
Вот и на этот раз подпевала – на его груди виднелся узор в форме ботинка, знак, что его обладатель добывает себе на хлеб в гильдии сапожников, – оказал своему патрону дурную услугу. С оглушительным криком «Бей шлюху!» он бросился на Франсуаз, вздымая кулаки.
Боевой клич, как известно любому стратегу, способен привести в панику вражеское войско, однако визг младого сапожника лишь привел в замешательство его товарищей заставив оцепенеть и застыть на месте.
Франсуаз ударила темнокамзольщика по лицу раскрытой ладонью. Башмачник полетел на булыжную мостовую, и широкий веер выбитых зубов украшал его отступление. Мне оставалось надеяться, что в Бармуте найдется опытный дантист и что он согласится принимать в плату за свою работу новыми башмаками.
– Как видишь, тебе я не по зубам, – сказала Франсуаз. – Кто хочет еще?
Темнокамзольщики ринулись вперед.
Первое правило стратегии гласит: чем крупнее отряд, тем больше он зависит от организованности. Первое правило жизни на улице служит обратной стороной монеты: те, кто шляется по городу и задирает прохожих, редко когда страдают приступами дисциплины.
Франсуаз в состоянии разметать взвод конных орков-кочевников; шестеро хулиганов являлись для нее легкой добычей. Девушка даже не стала доставать меч, она резко хлестнула по нападающим своим ремнем.
Пояс девушки украшают тринадцать метательных звездочек. Они не только утяжеляют удар ремня, но и делают соприкосновение с ним гораздо более интересным. Молния бича прошлась по лицам темнокамзольщиков и объединила боевых товарищей широкой кровавой полосой.
Один из парней заверещал – наверное, от того, что получил самую крепкую ласку и его нос разнесло по всему лицу крохотными кусками.
Младой башмачник все еще валялся на тротуаре и не принимал участия в массовом наступлении. Вместо этого он ощупывал свою челюсть, играя в увлекательную игру – «угадай, чего не хватает на этой картинке». Поглядев вокруг себя, он без труда смог бы найти все недостающие кусочки, однако вставить их обратно в мозаику вряд ли бы вышло.
Пожалуй, бедняга напоминал сам себе прохудившийся башмак, чья подошва отошла и хлопает гвоздастой челюстью.
Пятеро остальных остановились, как резко осаженные лошади. Прижав руки к щекам, они ощущали кровь на своих пальцах, и это не прибавляло апашам воинственного духа.
Не найти созданий трусливее, чем хулиганы, что нападают на людей стаями. Достаточно выбить такому пару зубов – и он сам привяжет себе на шею камень и бросится с моста, лишь бы не ощутить новой боли.
Единственный, кто духом оставался в строю, был Виже, несмотря на то, что досталось ему изрядно и кровь широким потоком лилась из обеих рассеченных щек. Было видно, что он получил жесткое воспитание, оно дало ему возможность стать лидером, и оно же не позволило подняться выше, чем вожак уличной банды.
Парень поднял голову, нижняя челюсть у него мелко дрожала, словно он собирался заплакать. Вместо этого он попытался что-то сказать.
Франсуаз пнула его носком сапога между ног.
Виже представилась редкая возможность вернуть свои слова назад, и он так и не произнес их. Он упал, приняв самую униженную позу, какую только может принять мужчина у ног женщины.
Он все еще пытался что-то сказать. Этого парня можно было бы уважать, не будь он так глуп.
Младой башмачник наконец смог подняться на четвереньки; кровь сочилась по его губам, как у заправского вампира. И вновь он не разочаровал своего патрона, и вновь оправдал свое существование. Громким, зареванным голосом он закричал:
– Бежим!
Получив приказ из столь авторитетного источника остальные апаши не могли его игнорировать. Развернувшись почище политического курса, они ринулись прочь и их леснические башмаки стучали по булыжникам громче лошадиных копыт.
Сапожник тоже принялся отступать. Вначале он полз на четвереньках, как странная помесь собаки и каракатицы, потом его ноги стали вращаться быстрее рук, и ему пришлось выпрямить колени. Так он и запрыгал обезьяной, касаясь руками земли, и лишь, когда несколько десятков футов отделяло его от места разыгравшегося сражения, он нашел в себе силы выпрямиться и припустить со всех ног.
