Эти результаты дают основания предположить, что если мы возьмем мяч и перенесем его в другое место, то у нас не останется возможности игнорировать целенаправленность и сознательный характер действия; соответственно, мы понимаем, что совершаем нечто неэтичное. Передвигая мяч с помощью ботинка, мы немного дистанцируемся от этого действия, но все равно именно мы совершаем прикосновение. Однако когда мяча касается клюшка (а особенно когда мы касаемся мяча так, чтобы он просто покатился в нужном направлении), мы можем достаточно просто оправдать свои действия. Мы можем даже сказать себе: «В конечном счете здесь есть и элемент удачи: мяч мог бы докатиться и до другой, менее удобной точки». И в этом случае мы прощаем себя почти полностью.
Что делать с «маллиганами»
Согласно легенде, в 1920-е годы канадский игрок в гольф Дэвид Маллиган играл на поле в Монреале. Как-то раз он нанес по мячу крайне неловкий удар, поэтому вернул мяч на исходную позицию и попытался ударить по нему еще раз. Легенда гласит, что он назвал произошедшее «корректирующим ударом», однако его партнеры посчитали, что для этого действия куда лучше подойдет слово «маллиган», после чего термин начал использоваться в официальном языке для обозначения «второй попытки» в гольфе.
В наши дни в случае невероятно плохого удара игрок может заявить о том, что это был «маллиган», поставить мяч на место и не отмечать неудачный удар в своих карточках (одна из моих подруг называет этим словом первую жену своего нынешнего мужа). С формальной точки зрения «маллиганы» не разрешены, но игроки иногда заранее договариваются о том, что могут допускать это условие в ходе игры. Разумеется, они допускают «маллиганы» даже тогда, когда это напрямую запрещено, а также при отсутствии особых договоренностей. Таким совершенно незаконным «маллиганам» был посвящен второй набор наших вопросов.
Мы спросили участников о том, с какой вероятностью игроки будут производить «маллиганы» в случае, если этого ни при каких условиях не заметят их соперники. В одной из версий этого вопроса мы попытались узнать у них о вероятности незаконного «маллигана» на первой лунке. В другой версии вопроса – о вероятности аналогичного незаконного действия, но на девятой лунке.
Если говорить совсем точно, правила не проводят разницы между этими двумя действиями: оба они запрещены. В то же время кажется, что нам значительно проще дать рациональное объяснение для возможности второй попытки на первой лунке, чем на девятой. Находясь на первой лунке и нанеся неудачный удар, вы можете притвориться и сказать себе: «Вот теперь я по-настоящему начинаю игру и с этого момента каждый мой удар будет считаться». Когда же вы оказываетесь на девятой лунке, у вас просто нет возможности притвориться, что игра еще не началась. Это означает, что, соглашаясь на «маллиган», вы должны признаться себе, что попросту не засчитываете удар.
Из данных о степени самооправдания из наших предыдущих экспериментов мы знали, что результаты будут отличаться. Наши участники посчитали, что не менее 40 процентов игроков решило бы воспользоваться «маллиганом» после первого удара, но на девятой лунке к нему могло бы прибегнуть (всего лишь?) 15 процентов игроков.
Нечеткая реальность
В третьем наборе вопросов мы попросили гольфистов представить себе, что им понадобилось шесть ударов для того, чтобы пройти расстояние от одной лунки до другой, которое хорошие игроки проходят всего за пять. В одной версии мы спросили, насколько было бы вероятным, что средний игрок в гольф мог написать в таком случае в своей карточке «5» вместо «6». Во второй версии этого вопроса – насколько вероятна ситуация, при которой игрок правильно укажет количество ударов, однако при подведении итогов по всей игре добавит к счету не шесть, а пять ударов (получая, в сущности, такой же результат, как при первом варианте).
Мы хотели увидеть, действительно ли людям проще оправдать свое нечестное поведение тем, что они неправильно написали первую цифру, чем неправильным подсчетом уже написанной цифры (по аналогии с перемещением мяча с помощью руки). В итоге неправильное суммирование представляет собой явно выраженный и преднамеренный акт мошенничества, которому практически невозможно дать рациональное объяснение. Так и оказалось. Наши участники предсказали, что не менее 15 процентов напишут меньшее количество ударов на лунке, а значительно меньшее количество (5 процентов) укажет неправильную сумму по итогам всей игры.
Великий игрок в гольф Арнольд Палмер как-то сказал: «У меня есть отличный инструмент, позволяющий улучшить игру любого гольфиста как минимум на пять ударов. Он называется ластиком». Однако, судя по всему, подавляющее большинство игроков не хочет идти по этому пути или как минимум делать это столь откровенным образом. Поэтому они постоянно находятся перед дилеммой: если игрок проходит дистанцию между лунками не за пять, а за шесть ударов, его счет еще не записан и его никто не видит, то чему равен его счет – шести или пяти?
Подобный тип ситуации имеет много общего с классическим мыслительным экспериментом под названием «Кот Шрёдингера». Эрвин Шрёдингер, австрийский физик, придумал в 1935 году следующий сценарий. Представьте себе, что некий кот наглухо закрыт в ящике вместе с радиоактивным изотопом, который может либо распадаться, либо нет. В случае распада возникает целая цепочка событий, которые в итоге приведут к смерти кота. В противном случае кот будет жить и дальше. С точки зрения Шрёдингера, до тех пор пока ящик закрыт, кот находится в состоянии между жизнью и смертью. Его нельзя однозначно описать ни как живого, ни как мертвого. Придуманный Шрёдингером сценарий противостоял мнению критиков, считавших, что квантовая механика (оперировавшая в терминах вероятности) не вполне четко описывает объективную реальность. Но если оставить философские аспекты физики в стороне, мы можем понять, что история с котом Шрёдингера способна отлично помочь нам в размышлениях о гольфе. Количество ударов в данном случае напоминает «живого-мертвого» кота Шрёдингера: до тех пор пока вы не записали количество ударов на бумаге, оно не существует в «объективной реальности».
Возможно, вы удивляетесь, почему мы спрашивали участников о «среднем гольфисте», а не об их поведении на поле. Мы ожидали, что игроки в гольф, как и большинство людей, предпочтут солгать в ответ на прямой вопрос об их склонности вести себя неэтичным образом. Спрашивая их о поведении кого-то еще, мы ожидали, что они станут более охотно говорить правду, не чувствуя при этом, что каким-то образом признаются в собственном неправомерном поведении
[13]
.
Тем не менее мы также хотели изучить, в какой степени игроки с неэтичным поведением были бы готовы в этом признаться. Мы обнаружили, что, хотя многие «другие гольфисты» мошенничают, сами участники нашего исследования считали себя ангелами: когда их спрашивали о поведении, они признавались, что двигали мяч с целью улучшить результат лишь в 8 процентах случаев. Еще реже они подталкивали мяч ногой (только в 4 процентах), а брали мяч в руки и переносили его в нужное место всего-навсего в 2,5 процента случаев. Конечно, показатели 8,4 и 2,5 процента кажутся довольно большими (особенно с учетом того, что обычное поле для гольфа состоит из 18 лунок, а количество способов смошенничать достаточно велико), но они меркнут в сравнении с тем, что делают «другие гольфисты».
