Причем истинный свой страх я осознала, наверное, только через год после того, как якобы кокетливо в ответ на предложение встретиться написала ему: «Ты меня испугаешься». Он, похоже, и правда был напуган такими откровениями, и в день приезда в Питер отключил телефон. Но через какое-то время снова предложил встретиться. И снова, не без моих стараний, основанных на тотальной неуверенности в себе, встреча не состоялась.
Новый виртуальный забег начался в соцсети. Меня добавил в друзья молодой человек, годом старше, с моей университетской кафедры. Закрутился виртуальный… не то что роман, скорее флирт. Четыре месяца мы общались почти круглосуточно по смс и в Интернете. И снова я столкнулась со страхом спонтанной встречи — из-за комплексов и переоценки происходящего. Причем, как выяснилось, продолжая трогательно играть в слова, он эту переоценку с моей стороны чувствовал, и потому и сам избегал встречи. Я вроде бы настаивала на переходе в реальность, но между тем сама боялась даже позвонить и услышать голос, оправдывая это для себя тем, что, мол, не пристало девочкам так уж проявлять инициативу.
Постепенно я впала в жуткую зависимость и от этой переписки, и от какого-то неясного, смешанного со страхом ожидания, что вот-вот, ну, вот же оно теперь-то сейчас уже оживет, перейдет в реальность. Но, увы, где началось, там и закончилось. Через некоторое время стало ясно, что ему просто было одиноко и не хватало хоть какого-нибудь тепла до тех пор, пока его бывшая девушка не предложила восстановить отношения. К тому же я действительно сильно напугала его привязанностью, возникшей с пол-оборота, и очень уж серьезными ожиданиями на его счет. Но главное, крепко сросшись со своими страхами и комплексами, опять была не готова перебраться в реальность.
Этот эпизод заставил меня крепко задуматься. Я впервые ощутила, увидела со стороны не только свою глубокую отдаленность от реальной жизни, но и разделенность внутри себя. Я поняла, что существую в двух измерениях. Соня-социальная — та, которую знают друзья, на первый взгляд — адаптированная, общительная. Она без труда окончила университет, у нее прекрасные друзья, в общем-то легкая жизнь. Эта Соня, как правило, плохо помнит о том, что у нее есть тело и предпочитает ничего о нем не знать. При этом она строит планы счастливого будущего, где она — и женщина, и жена, и мать. Правда, мечты не осуществляет, так как без тела это сделать довольно сложно. И потому живет эта Соня по большей части в виртуальном мире.
А вторая Соня — это Соня-дома-и-у-врачей. Да, у нее есть тело. Она все про него знает. Но не выносит. Не может с ним смириться. Принять факт того, что оно принадлежит ей, и в нем надо жить. У этой Сони никаких планов на будущее нет, как нет никаких мыслей о том, что кто-то к ней может всерьез отнестись иначе, не как к тяжелому пациенту и больному беспомощному ребенку.
Эти два измерения отделились друг от друга настолько, что любая попытка осознать их одновременно и выстроить некоторый общий план действий всегда заканчивалась «программным сбоем», слезами, паникой и активацией разного рода защит.
И вот недавно этим двум Соням пришлось встретиться. Началось все с символичного расставания с элементами бутафорской защиты — с лифчика. По совету мудрой подруги и с опорой на ее поддержку я преодолела этот, кажущийся на первый взгляд несерьезным, страх. Лифчик за долгие годы стал для меня чем-то серьезным, одной из границ, переключателем между двумя внутренними мирами. Без него я всегда ощущала себя той настоящей домашней Соней, которая давно от себя отказалась и не ждет в жизни ничьего принятия и внимания, кроме родительского и врачебного. С ним — попадала в ту часть себя, которая хоть и иллюзорно, но видит огромное счастливое будущее и хочет быть частью Жизни. И потому избавиться от этой границы было очень и очень страшно. Мне казалось, что я не вынесу реакции окружающих. Я не сразу осознала, что боюсь не столько реакции на визуальное изменение размера груди, сколько на предъявление им внутренней настоящей Сони. Так, всего лишь отказавшись от ненужного предмета одежды, я сделала первый и очень весомый шаг на пути к внутреннему воссоединению.
Вскоре мои внутренние миры пересеклись еще раз. Впервые я уехала за границу на долгий срок без родителей. В Индию. Там я была и Соней-ребенком-пациентом и человеком, который на равных общался со взрослыми людьми (нашей группой) и не был ими отвергнут, несмотря на кривые пальцы ног (в Индии принято ходить в помещениях босиком) и отсутствие сисек.
Там, в поездке, двум внутренним Соням пришлось встретиться в еще более неожиданном сочетании… В поездке нашу группу сопровождал молодой врач-индус, у которого до этого я лечилась уже несколько месяцев. Пообщавшись с ним в новой обстановке, я вдруг поняла — тогда мне так показалось. — что влюбилась. Раньше я никогда не смогла бы позволить себе влюбиться, находясь в субличности пациентки, больной и слабой, которую он знает как врач. Как уже было сказано выше, для меня эта Соня всегда была потерянным человеком без будущего и без права на нормальные отношения.
Получилось, что он стал единственным мужчиной, который узнал меня с обеих сторон и не отвернулся. И как врач, и как друг. Когда я поняла, что цепляюсь именно за эту ниточку, за такую его исключительность — влюбленность прошла.
Возможно, я даже сознательно отвергла ее, осознав, что, как только приму себя целиком (этого я решила достичь во что бы то ни стало), отпадет беспомощная дефицитарная потребность в этом человеке. А такой исход был бы нечестным по отношению к нам обоим.
После Индии я долгое время ощущала себя выбитой из колеи. Все происходящее эту самую колею основательно размыло. Начав обретать целостность, ломать свои внутренние стены, я стала обнаруживать в себе первые, робкие, но общие для обоих миров желания. Так, снова начав общаться с молодым человеком из университета (Германом), никак не могла понять, зачем же опять начинаю идти по этому кругу. И вдруг инсайтом осознала — я ведь так и не смогла сказать о своих чувствах напрямую.
Более того, поняла, что вообще не умею, так как не пробовала в жизни ни разу. — говорить людям о тех чувствах к ним, на которые сама себе не даю права в реальности. А права я себе не давала на все женское, на все взрослое. Ну и конечно, прибавлялись мысли: «Да куда ты лезешь? Он воооон какой. А ты…» Все это осознав, я поняла — пора. Просто встретиться и сказать все, как есть. Не о привязанности, как я, защищаясь от самой себя, говорила ему раньше.
Привязанность я себе позволяла — это вполне детское чувство. А о влюбленности. И сказать, глядя в глаза.
Я ужасно боялась и, встретившись, долго не могла начать говорить по делу. Когда я перестала ломаться и все было сказано, он сочувственно, без осуждения, сказал об этих моих долгих прелюдиях — «как-то это по детски».
О да. Если бы он только знал, насколько по-детски. Этот разговор, хотя и закончился тем, что мы в очередной раз обсудили наше несовместное будущее, стал для меня настоящим маленьким Эверестом. Еще несколько месяцев назад я не могла бы даже представить такой возможности. И вот оно — мы живые, оба. Я чувствую и могу говорить об этом. Из-за того что меня отвергли, не подкашиваются ноги, не темнеет в глазах. Да, мне страшно, но я могу признаться и в страхе.
