А как-то надо жить.
Только где, у какого еще народа встретишь такое чудо, который сыну-первенцу, продолжателю рода, скажет такое?
Совсем пропащий человек. И евреи, друзья мои, к этому никакого отношения не имеют.
Пока добирались до Грианте, где нам предстояло жить, через Австрию (у Кости там были концерты), узнала, позвонив в Москву (в то время не всегда это было просто), что не стало мамы. Ей было 68 лет. И на ее похороны я не успела.
На озере Комо я наконец стала писать рассказы. Один за другим. Сбылась моя мечта. У меня появилось мое собственное время. Я дорожила им, как величайшим сокровищем.
Аза Алибековна
— Хочешь, я позвоню Азе Алибековне? Если она согласится, мы зайдем к ней, ты увидишь квартиру Лосева.
— Конечно, хочу, — ответил мой муж.
Я столько лет не звонила по этому телефону, но помнила его наизусть.
Набрала номер, и очень скоро раздался низкий строгий голос Азы Алибековны:
— Алло! Слушаю вас!
Я представилась, сказала, когда была аспиранткой Алексея Федоровича, с кем в группе училась, попросилась в гости.
— Пожалуйста, заходите, — пригласила Аза Алибековна. — Только попадете вы в наше временное жилище, квартира, в которую вы ходили, уже давно на ремонте.
Мы с радостью, окрыленные, отправились в гости к Азе Алибековне. Она принимала нас одна. Вернее, не одна, а с белой-белой кошечкой Груней. Племянница Азы Алибековны Лена была в этот момент у мамы, Мины Алибековны, во Владикавказе.
Как же хорошо мы встретились! До сих пор помню свое ощущение полного счастья и покоя, словно попала к очень близкому мне человеку. Вот так: потерялась, а потом нашлась.
Позже мы познакомились с Леночкой. И началась наша дружба на долгие годы.
Япония
Много лет тому назад я впервые попала в Японию. Тогда иностранцев там было совсем немного. Хорошо помню свои ощущения в токийском аэропорту «Нарита». Я была в среднем выше окружающих на голову. И это еще куда ни шло. Но я была совсем другая! Абсолютно, по всем параметрам. Я никогда прежде не думала, что меня, например, могут посчитать великаншей (при росте 167 см — совершенно среднем, стандартном росте), не думала, что есть что-то особенное в моем цвете кожи, цвете и разрезе глаз, цвете и структуре волос. В своей среде я ни у кого не вызывала желания рассматривать меня, как жирафа в клетке. А тут — за то время, что мы ждали машину, пришлось и жирафом, и слоном себя почувствовать. Люди останавливались и смотрели. И их было так много, этих правильных — смуглых, узкоглазых, с черными прямыми волосами низкорослых людей, которые удивлялись мне только потому, что глаза мои имели другую форму и цвет, что волосы мои светлые и вьющиеся (и т. д., и т. п.), что я поневоле подумала: «Что-то со мной не так, что-то надо менять». Неподалеку от нас стояла в ожидании американская супружеская пара. Они были значительно выше нас! Тоже примерно на голову. Глаза их сияли голубизной, кожа белела, а волосы цвета сливочного масла просто бросались в глаза своим несоответствием местным нормам. Я приободрилась. Ха! У меня еще все не так худо, как у тех! Я еще как-то впишусь. Ну, ссутулюсь немножко, перейду на плоские шлепанцы, повяжу голову платком, так, чтобы волосы не вылезали, очки солнечные нацеплю, подзагорю… Ничего, сойду за человека… Впишусь… Перестанут на меня рты раскрывать… А вот этим — им явно ничего не светит.
В какой-то момент мы встретились с американцами взглядами и без слов все поняли. Это было отличное ощущение: знать, что понимаешь, о чем думают сейчас совершенно незнакомые тебе люди, да и думать о том же. И вдруг… Мы расхохотались. Так я смеялась в детстве в комнате смеха, где кривые зеркала искажали изображение человека, делая его или непомерно высоким, или подобным колобку, толстым, коротконогим и почти безголовым. Это смешило до слез, до колик. Вот примерно так и мы и смеялись. Понимая и свою чужеродность, и нелепость собственных мыслей по этому поводу.
Та сценка была в целом вполне милой и симпатичной. Нам не грозило ровным счетом ничего. С нами были по-японски вежливы, нежны, приветливы, предупредительны. Нашего уродства старались не замечать изо всех сил. Поэтому никаких комплексов не возникло. Замечу попутно. Подружившись с нашей японской переводчицей, я, естественно, о многом ее расспрашивала. Задала в том числе и вопрос о том, а как же пренебрежительно называют нас, европейцев, у них. (Ну, мы-то, понятное дело, не стесняясь, кличем азиатов «узкоглазые». А нас, таких красивых и прекрасных, разве есть за что обзывать?) Переводчица долго стеснялась, не решаясь меня обидеть. Но я буквально умоляла ее раскрыть страшную тайну. И тогда она выдавила из себя оскорбление: «Мы… мы… называем вас… „голубые глаза“!» И она закрыла лицо ладошками от стыда. Ведь решилась произнести такое!
Вот, мои дорогие, любимые голубоглазые и зеленоглазые читатели. Просто возьмите себе на заметку занимательный и непреложный факт, что если вы решили кого-то называть черножопым и узкоглазым, существуют миры, где ваше беложопие и голубоглазость отнюдь не считаются признаками дивной красоты и даже достоинством. Это насмешливые, обидные и грубые прозвища, за которые приличным людям становится ужасно стыдно. А неприличным… Но разве мы с вами неприличные? Конечно, самые приличные и замечательные. Давайте же беречь окружающую среду от злых мыслей и слов, поскольку они имеют отвратительное свойство возвращаться и прилипать к нам же самим. «Оно нам надо?»
В тот первый мой приезд в Японию была у нас замечательная переводчица. Акико Ога. Она безупречно говорила по-русски. Мы подружились. У нее оказалась очень интересная история. Акико была дочкой посла Японии в СССР. И родители ее приняли решение: пусть девочка учится в советской школе. Так стала она первой японской девочкой, закончившей школу в Москве. И, что удивительно, она училась в той самой школе, в которой позже учились мои дети — в 72-й, на Малой Молчановке! (Теперь это школа 1234.) Хотя особо удивляться нечему: посольство Японии находится почти рядом с этой школой.
Но я очень удивлялась — мир тесен! И как! Надо было лететь 11 часов в далекую страну, чтобы оказалось: встречающая нас японская переводчица — выпускница нашей родной школы.
Акико рассказывала, как поначалу трудно ей было, как не понимала она ничего, как огорчалась от этого, страдала. Но — японское упорство взяло верх — все преодолела!
Ходила дочь посла Японии в школу в обычной нашей школьной форме — как полагалось, дружила с девочками и мальчиками из класса… И считает, что детство ей досталось замечательное.
Как же мне повезло, что впервые увидеть Японию помогла мне Акико — моя дорогая подруга!
А чуть позже Акико вышла замуж за русского музыканта, у них родился сын Юрочка. Так ее судьба оказалась навсегда связана с Россией.
И еще. Незабываемое впечатление. В Токио к тому времени жила замечательная пианистка, выпускница Гнесинки, Ирина Межуева. Она вышла замуж за японского продюссера Юкио Акехи и поселилась в Японии. Мы встретились, и повели они нас в старинный театр Кабуки. Сейчас этого здания больше нет. Нам повезло, мы были в настоящем старом театре.
