Так было с «Бородино». Я знала строчки из этого стихотворения по фронтовым открыткам, которые хранила Танюся. На некоторых из них было напечатано:
И молвил он, сверкнув очами:
«Ребята! Не Москва ль за нами?
Умрем-те ж под Москвой,
Как наши братья умирали!»
И умереть мы обещали.
И клятву верности сдержали…
М. Ю. Лермонтов. «Бородино»
Эти строчки очень меня волновали. А папа рассказал про все. Про войну 1812 года, про Наполеона, Кутузова, про то, почему «Скажи-ка, дядя…» — ведь тогда солдаты служили в армии 25 лет. И старые солдаты рассказывали молодым про свои подвиги… Я могла спрашивать про каждое слово, он объяснял. И что такое «редут», и «бивак», и «кивер», и «басурманы»…
Так, за разговором стихотворение стало моим. То же самое повторилось и со «Смертью поэта». Папа в меня верил:
— Тебе пора. Ты поймешь.
Его уверенность во мне воодушевляла меня на подвиги. К концу лета я знала наизусть большую часть «Евгения Онегина». Не просто знала — понимала каждое слово! И стихи, стихи, стихи…
Еще было у нас по утрам интересное время. Мы хоть и жили без распорядка, а распорядок сидел во мне крепко. Я по утрам стремилась к умственной работе. А у моей подружки Тани как раз в конце лета должна была проходить переэкзаменовка по трем предметам: она училась плохо, еле-еле. Ей надо было кучу упражнений написать по арифметике, по русскому. А ей очень не хотелось. Ну, очень! Но не оставаться же на второй год! И вот я велела ей делать упраженения каждый день в течение двух утренних часов. Я буду сидеть рядом и читать, просто читать то, что мне хочется. А ей тогда не будет скучно. Таня не понимала, как можно по своей воле читать книги. Она в обычной жизни была веселая, боевая, отчаянная. А как бралась за учебники, становилась несчастной и жалкой. Я же не понимала, как можно не читать. В остальном мы хорошо и крепко сдружились.
Старшие уходили на работу, я усаживала Таню писать. Сама читала. Таня иногда задавала вопросы, как пишется то или иное слово. Я терпеливо отвечала.
За первое лето у папы я прочитала всего Марка Твена (синее собрание сочинений), всего Чехова, вплоть до переписки, и отдельные разрозненные книги по истории, судебной медицине, вгрызалась в Энциклопедию Брокгауза и Эвфрона (особенно интересно было читать о диких племенах людей, флоре и фауне далеких континентов).
Через два часа мучения Тани заканчивались. Она складывала тетрадки и учебники, я закрывала очередную книгу. Начиналась наша вольная, дикая жизнь.
Искра
Кроме дома, папе выделили личный транспорт — лошадь Искру. Папа с детства умел обращаться с лошадьми, понимал и любил их. Искра отвечала ему преданной любовью. Она была прекрасна: шоколадно-коричневая, большеглазая, стройная.
Я любила смотреть, как утром папа, собравшись на работу, выводит Искру из ее стойла, проверяет седло, поглаживает, похлопывает ее. Искра косила глазом на папу, готовая к бегу.
Потом папа легко вскакивал в седло, и они мчались. Р-р-раз! И нету! Только пыль дорожная, поднятая лошадиными копытами, еще вьется…
Вечером, возвращаясь домой, папа снимал с Искры седло, а потом отводил ее на ближний луг, пастись. Она могла свободно ходить по всем лугу: ее прикрепляли на очень длинной веревке к колышку.
Потом мы все шли на реку купаться, захватив с собой сваренные вкрутую яички, соль, хлеб, редиску. Это был наш ужин, и вкуснее я ничего не ела. Папа долго с удовольствием плавал, затаскивал в воду нас, отправлялся в далекий затон за кувшинками…
…Чуть-чуть смеркалось. От воды поднимался пар, как легкий туман. Это значило, что время позднее, пора домой. Мы собирали наши одеяла, полотенца и медленно шли к дому. Тетя Женя с Таней готовились ко сну, а мы с папой шли за Искрой. Ей тоже надо было вздремнуть.
Мы шли по дороге. По обеим сторонам, с лугов, поднималась дымка: луга отдавали ночи свое накопленное за день тепло. Казалось, что вокруг нас безбрежное тихое море. Колыхание травы можно было принять за сонный шорох волн. Я начинала чувствовать, что мы оказываемся в другом, совсем незнакомом мире, и слегка тревожилась. Рядом шел папа, поэтому совсем страшно никогда не становилось.
Вот мы ступали в область тумана — как в воду входили. Вот он, луг, где пасется Искра. Папа легко находит колышек. Но веревки на нем нет. И Искры нигде нет. Отвязалась и ушла.
Каждую ночь такое, и каждую ночь мы удивляемся:
— Где Искра? Далеко ушла?
Папа зовет ласково, мягко:
— Искра, Искра, домой пора.
Слышится далекое дыхание. Вот она, близко. Нашлась!
Мы видим прекрасную лошадиную голову над туманом. Она не смотрит в нашу сторону, лишь косит глазом.
Дальше начинается игра. Мы идем к Искре. Она стоит и ждет. Мы оказываемся близко, она отворачивается и уходит, спокойно, размеренно, но довольно далеко.
— Ей надо поиграть, — объясняет папа.
Он никогда не сердится.
Мы много раз подходим, Искра отходит, ждет…
— Все, — объявляет Искре папа. — Мы уходим.
И мы поворачиваемся к ней спиной, всем своим видом показывая решимость оставить Искру одну в ночном поле.
Она все понимает. Через пару шагов мы слышим ее легкий бег, фырканье. Она догоняет папу и становится ему поперек дороги.
— Нагулялась, — смеется папа.
Он легко вскакивает на лошадь. Поднимает меня и сажает на теплую спину Искры перед собой. Мы тихо-тихо плывем по туману к дому. Мне спокойно и надежно. Я чувствую себя абсолютно защищенной.
У Искры шелковая грива, она пахнет травой, ветром…
Я засыпаю…
А просыпаюсь утром, в своей кровати.
Завтрак на столе. Папа вскакивает в седло…
Новый вольный день на пороге.
«Искусство быть красивой»
На полке у папы я отыскала одну древнюю книгу. Она написана по-старому, дореволюционному. Яти, твердые знаки в конце слов… Меня очень интересуют такие книги. У нас дома, в Москве тоже есть фолианты из прежней жизни. Некоторые я уже читала. А некоторые — совсем скучные, какие-то учебники. Может, когда-нибудь прочту, когда поумнею.
Папина книга очень меня интересует. Она называется «Искусство быть красивой». Автор ее Лина Кавальери, а перевела книгу на русский язык женщина-врач. Я, конечно, очень хочу быть красивой, когда вырасту. У нас дома мне все время говорят, что о красоте думать глупо, неприлично и недальновидно.
Почему?
Танюся объясняет: в молодости красивые все. Свежесть, юность всегда привлекательны. Но делать ставку на красоту нельзя. Красота проходит, как будто и не было ее. И если девушка глупая, не училась, не развивала мозги, она не сможет стать самостоятельной, будет всегда зависеть от мужа. А муж запросто может найти какую-то другую, более молодую — и что тогда? Нет, красота — это все ложные ориентиры и установки. Главное: профессия, дающая независимость.
