Хотя… О чем это я?
Я, девчонка, это почему-то понимала.
Но у нас так — чем старше и выше, тем понимание ослабевает. Начинаешь слышать пение ангелов, очевидно. Или происходит чье-то другое нашептывание…
А еще Хрущев обещал на ХХII съезде КПСС, в октябре 1961 года, что в 1980 году в СССР наступит коммунизм. И у нас в школе (да и повсюду) — в актовом зале появился над сценой огромный лозунг: «Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме».
Думаю, это было сделано зря. Вот — не хватает у нас властям тонкости и хоть малой доли легкой самоиронии. Короче: в это обещание не поверил никто!
Я дома спрашивала:
— Неужели так быстро наступит коммунизм?
Скептически качали головами.
Сдул Хрущев этими посулами последние остатки веры и энтузиазма народного.
Вот тебе кукуруза, вот тебе хлебные очереди, вот тебе заполошный крик на художественной выставке по поводу не понравившихся «лицу» картин «Вы что, господа, пидарасы?!», вот тебе дикий ор на поэта Вознесенского: «Убирайтесь из страны, господин Вознесенский!!!»… (Кстати, учтите — слово «господа» — тоже считалось страшным ругательством.) …
Терпите, товарищи! Терпите! Скоро — коммунизм!
Ау, коммунизм, где ты? Где ты, Мисюсь? У нас ведь с тобой столько было задумано!.. Что ж ты?.. Сбежал? Отзовись!!!!
Ау……..
…Были и совсем страшные события, о которых боялись говорить, которым боялись верить. События в Новочеркасске в 1962 году были покрыты строжайшей тайной. Но, конечно, разговоры шли. Повышение цен на продукты питания и увеличение норм выработки вызвали огромные народные волнения, забастовки в промышленном городе. По бастующим разрешено было стрелять! (Об этом у нас говорили, я это слышала, но верить этому не могла.) Ужас в том, что слухи оказались сильно преуменьшены по сравнению с открывшейся много позже правдой.
И все же… Тысячи освобожденных узников считали Хрущева своим спасителем. Он распахнул тюремные ворота, он разоблачил тиранию. Это так. Вопрос в другом. Судя по всему, эти шаги предпринял бы любой другой лидер нашей страны, пришедший к власти после Сталина. Это был единственный способ завоевать расположение народа. Он сделал шаг вперед, а потом отпрыгнул назад на десять шагов. Отпрянул… Стратегом был никудышным. Впрочем, нам везло на таких…
Радиола
Жизнь между тем хоть и зависит от личностей тех, кто принимает решения за всю страну, но идет сама по себе. В этом ее большая милость. Мы жили радостно. Скучать не приходилось. В нашем доме жизнь била ключом. Еще бы! Женечка, красивая, веселая певунья, ее юность, ее друзья и подруги наполняли дом счастьем.
Я очень многому училась у сестры, она находила время ответить на мои вопросы, поговорить. Она сильно на меня повлияла в моем отрочестве. Повлияла по-хорошему.
Я любила слушать песенки, которые она наигрывала на пианино, и просила:
— Подпевай!
Помню, именно в ее исполнении я услышала впервые знаменитую песню «16 тонн». До сих пор помню слова русского перевода:
Сидим мы в баре в поздний час,
Вдруг от шефа пришел приказ:
«Летите, мальчики, на восток,
Бомбите маленький городок».
Ну, что ж, по машинам,
Наш путь далек,
А бомбы в люках — опасный груз:
«Летите, мальчики, на Союз,
Летите, мальчики, бомбить Союз»…
У нас появился не только телевизор. Моим любимым предметом нашего быта стала радиола. Она представляла собой довольно громоздкий двухэтажный ящик. На первом этаже располагался радиоприемник с ручками поиска радиоволн и клавишами переключения программ. А на втором — проигрыватель для пластинок. У проигрывателя имелось три скорости. Старые, еще патефонные пластинки, проигрывались на скорости 78 оборотов в минуту. Большие, долгоиграющие — на 33,3 оборота. И была еще скорость 45 оборотов — для маленьких заграничных пластинок.
И сколько же у нас сразу всего появилось! И классика, и популярные песенки! Легко можно было купить латиноамериканские, итальянские и французские песни (в издании фирмы «Мелодия», разумеется). Американская и английская музыка пробиралась к нам другими путями.
Я любила, оставаясь одна дома, включать музыку и танцевать, подпевая, могла танцевать часами, не чувствуя усталости.
И еще одно из самых любимых развлечений: я путешествовала по радиоволнам. Включала приемник, и звуки далеких стран и континентов врывались в комнату. Я слушала, представляла, фантазировала… Моя карта мира оживала от звуков… Я мечтала о путешествиях, в которые отправлюсь, как только подрасту…
Ритмикой заниматься не будем!
Прозанимавшись год, мы взбунтовались против ритмики. Нам надоели бесконечные падеграсы и падеспани, эта вечная ходьба под музыку с приседаниями и наклонами. Ни вальсу, ни танго, ни чему-то другому ритмичка нас так и не научила. А окрики ее и прозвища, которыми она нас награждала, делались все злее и язвительнее.
И вот стихийно возникло протестное движение. Надо было собирать деньги на эти злополучные танцы. Но кто-то пустил по рядам лист бумаги, озаглавленный: «Ритмикой заниматься не будем!» И каждый из нас, получая этот лист, аккуратно писал свою фамилию, а рядом ставил подпись. Все, как у взрослых.
Никто не испугался, никто не усомнился. Расписались все.
Кстати, предварительно с родителями эту тему никто не согласовывал.
Мы подали петицию Наталье Николаевне. Она посмотрела, улыбнулась и сказала:
— Ну, раз все твердо решили, я сообщу вашим родителям, что ритмики больше не будет.
— Ура!!! — завопили мы.
И больше ритмики действительно не было.
И это было правильно.
Трофимовы
Танюся иногда навещала Захара Трофимовича. Его отправили в отставку, он переживал: много мог бы еще передать знаний слушателям. Обида фронтовым офицерам и генералам была нанесена немалая. Каждый переносил ее по-своему. Лариса Ефимовна и Захар Трофимович воспитывали внука Тёму, сына дочки Ларочки, которая, выйдя замуж за офицера, жила тогда далеко от Москвы.
Тёму, никогда мной не виданного мальчика, ровесника, Танюся постоянно ставила мне в пример: он и послушный, он и примерный, он и кушает хорошо… Не радовали меня эти примеры. Я знала, что я, конечно, во всем окажусь хуже неведомого Тёмы. И ну его совсем…
Захар Трофимович умер внезапно, от инфаркта 21 февраля 1961 года. Ему было всего 63! Сердца сильных и деятельных мужчин часто не выдерживают обид и невостребованности.
Танюся страшно переживала его смерть. Поехала на похороны. На поминках посидела с его осиротевшей семьей. Ларочка прилетела на похороны отца из Германии, где тогда служил ее муж. Она едва успела на кладбище, к закрытому уже гробу…