— Тут бесплатно, — пояснил африканский друг.
— Вы совсем бедные там? — взялась сочувствовать я.
— Моя семья — богатая. У нас много домов. И не только в Африке, в Европе тоже. Но если есть возможность получить что-то бесплатно, надо обязательно этим пользоваться.
— И ты можешь поехать в любую страну, в какую хочешь? — почти не верила я.
— Совершенно верно. Куда хочу, туда и еду.
Я знала, что он не врет. И не понимала. Мы все, бедно одетые, лишенные возможности свободно передвигаться по миру, как бы и сколько бы ни работали, принимаем у себя богатых людей из Африки и других «развивающихся» стран, учим их бесплатно, они живут на всем готовом… И это даже — пусть. Пусть, если у нас есть лишнее. Надо делиться. Но почему же с нами, народом нашей страны, никто не делится? Почему нам — нельзя ничего? Ровным счетом — ничего?
Не возникало пока обиды, было лишь недоумение.
А еще был у меня удивительный собеседник. Он отдыхал в том же санатории, что и Танюся. Пожилой человек, к шестидесяти. Он болел диабетом с юных лет, держался на инсулиновых инъекциях. При этом выглядел замечательно. Роман Владимирович (так его звали), высокий, стройный, подтянутый, красивый человек, умел рассказывать. Этим и привлекал. Я не ходила вечерами на танцы, поэтому после ужина мы с Романом Владимировичем прогуливались по санаторной территории. Он повествовал о своем дворянском семействе. О том, как удалось ему скрыть происхождение и поступить в институт. Как стал он физиком и участвовал в создании атомной бомбы…
Я слушала раскрыв рот. Он заставлял восхищаться собой и о многих известных людях говорил как о своих хороших знакомых. Мы беседовали и о литературе, и о кино, и о театре…
Прощаясь, мы обменялись адресами. Роман Владимирович жил в Измайлово, в новом доме, телефона у него пока не было. Он, как это было принято в те годы, посылал нам поздравительные открытки, мы, конечно, писали ему тоже. Впрочем, я считала его тетиным приятелем, не своим, поэтому к открыткам относилась равнодушно, но рассказы его вспоминала с удовольствием.
Потом он пропал, Танюся беспокоилась: «Что с Романом Владимировичем? Все-таки — диабетик». И вот после почти годового молчания наш знакомый позвонил: установили ему телефон. Я тогда уже училась на втором курсе. Танюся слушала, о чем говорит Роман Владимирович, и сочувственно ахала. Оказалось, диабет его привел к осложнениям. Ему ампутировали ногу. И теперь он дома, в одиночестве. Правда, приезжает сестра, племянник, приходят пионеры из соседней школы, взявшие над ним шефство.
— Можете на нас положиться, — заявила Танюся. — Если что-то надо, скажите Галеньке, она подъедет немедленно.
Роман Владимирович попросил какое-то лекарство. Совершенно ерундовое — но для человека без ноги как добраться до аптеки?
Я немедленно купила то, что он просил, и на следующий вечер поехала в Измайлово. Поехала не одна, а с приятелем Борькой. Мы собирались потом в кино. Вот и решили: я забегу, передам лекарство, поговорю минут десять, а потом мы поедем в кинотеатр.
Борька остался ждать меня у подъезда. Я быстро взбежала по лестнице, позвонила. Роман Владимирович открыл — все такой же красивый, свежий, с сияющими глазами мальчика-подростка. Да, он был на костылях. Да, увы… Но это его не портило. Я обрадовалась. Вручила ему лекарство, прошла в комнату, уточнив, что могу остаться совсем на короткий срок — меня внизу приятель ждет.
— Зашли бы вместе, — удивился Роман Владимирович.
— Времени совсем нет, в другой раз. Вы скажите, что вам еще нужно привезти.
Роман Владимирович вдруг оказался совсем рядом со мной. Одной рукой он опирался на костыль, а другой — неожиданно крепко обнял меня и впился мне в губы. Вот жуть! Будь это какой-нибудь наглый ровесник, я бы оттолкнула его со всей силы… И все дела. Тут я боялась за него. Толкну — и что? Он упадет со своими костылями. И потом — старший же человек. Старшим нельзя грубить и все такое прочее…
Странно и непонятно учили нас ориентироваться в жизни. Что это за формула — слушайся старших? Будь вежлив со старшими, делай, как они говорят… Может быть, это годилось в древние времена, когда люди жили в племенах и каждого члена племени все знали как облупленного?
В наши дни учить слепому послушанию глупо, наивно, губительно.
Есть ситуации, которые имеет смысл заранее обсудить с человеком, еще не повидавшим жизни.
Вот тут, с Романом Владимировичем, например. Мне бы сказать:
— Простите, я к подобным взаимоотношениям не готова. Мне не понравилось то, что вы сейчас сделали. Всего доброго. До свидания.
Только и всего.
Дальше — пусть падает, пусть не падает… Это его дело. А мое — развернуться и уйти.
Ан — нет! Как же можно было обидеть старшего! И вот я, деликатно высвободившись из его жадного объятия, бегу в прихожую, хватаю пальто, обуваюсь…
— Тебя так никто не целовал? — спрашивает Роман Владимирович.
Я в ужасе распахиваю дверь.
— Привези мне апельсины, — вдруг говорит он. — У меня нет апельсинов. А мне очень нужно.
И я, жертва идиотской вежливости, обещаю привезти завтра то, что он просит.
Выбегаю к Борьке. Идем к метро, я рассказываю о пережитом.
— В морду бы дала, больше бы не полез, — резонно замечает мой дружбан.
— Он инвалид. На костылях. Упал бы, — возражаю я.
— А зачем лез? Упал бы — встал бы…
В общем, я сама виновата, как оказалось.
Дома рассказываю Танюсеньке. Она, похоже, сомневается, что я все правильно поняла! Ну не может быть! Ну — такой приличный человек! Может, просто обнял? Может, затмение какое-то секундное?
Я знаю, что не затмение! Ну ладно — куплю ему апельсины, отвезу. Но не одна. Прошу Борьку меня проводить. Он возмущенно отказывается. Бредом, говорит, ты занимаешься.
Звоню другу Левке. Описываю ситуацию. Левка соглашается быть моим телохранителем.
Едем в Измайлово. В авоське апельсины. Я все дорогу инструктирую Левку. Главное, чтоб он ни на минуту не отходил от меня. Тогда Роман Владимирович не решится…
…Я пытаюсь прямо на пороге вручить апельсины и убежать. Но хозяин дома так вежлив, так радушен. Он, оказывается, к чаю стол накрыл… Мы проходим. И правда — старинные фарфоровые чашки, чайник немыслимой красоты, ложечки серебряные… Все накрыто на двоих.
— Ничего, Лева сходит на кухню и принесет из буфета еще одну чашку, — предлагает Роман Владимирович.
— Нет, — вскакиваю я. — Он разобьет. Я принесу.
Пьем чай.
Беседа течет мирно и благопристойно. Левка смотрит на меня с укоризной: оклеветала такого хорошего дядьку! Собираемся уходить.
— О, я хотел еще фото показать — деды, прадеды… Дом наш… Лев, сходите в другую комнату, по коридору направо… Там на полке альбом…
