– Имя впишете сами, но можно и не вписывать, потому что никто в него заглядывать не станет, достаточно будет показать конверт. Супруга советую оставить дома. – Спаннокки оскалил зубы в улыбке, давая понять, что он шутит. – Я с удовольствием составил бы вам компанию, но не могу. Увы! Стоит только Декассе увидеть вас в моем обществе, и он не подойдет к вам даже на пушечный выстрел. Нет, все должно быть естественно. Вы скучаете, ваш кавалер не смог прийти… Ну, вы знаете, что говорить, не мне вас учить. Учтите, что Декассе – охотник и, как все охотники, не любит скорых побед. Распалите его как следует, прежде чем уступить. Не бойтесь, с крючка он у вас не сорвется, не тот человек…
Соображала Вера быстро. Пока Спаннокки говорил, она уже успела сделать два вывода. Если Декассе – конкурент Спаннокки, то нам он должен быть другом. Враг нашего врага – наш друг, разве не так? И вообще с Францией у России, кажется, хорошие отношения, даже конвенция есть, подписанная покойным императором Александром Третьим. Следовательно, никого Вере обольщать не придется, Алексей свяжется с Декассе, и они сообща решат, какие фальшивые документы подсунуть Спаннокки. Чем-чем, а честью Вере точно не придется поступаться.
Вера немного поспешила с выводами. Оказалось, что Спаннокки нужны не документы, а ключи.
– В рабочем кабинете Декассе есть несгораемый металлический шкаф, в котором он хранит наиболее важные документы. Интересное обстоятельство, Вера, посольство Франции находится на Французской набережной, тогда как ни Австрийской набережной, ни Австрийской площади, ни Австрийской улицы в Петербурге нет. И это несмотря на все то, что связывает наши империи. Удивительная политика! Российскому государю французские смутьяны ближе, чем наш император!
Спаннокки выдержал небольшую паузу, словно желая услышать Верино мнение, но Вера молчала, и ему пришлось продолжить.
– Ключи от шкафа Декассе всегда носит при себе, не доверяет их никому. Этот хитрый лис не верит в новомодные цифровые замки, потому что код можно узнать на слух по щелчкам. Я им, к слову будь сказано, тоже не доверяю, предпочитаю надежные замки, к которым трудно подобрать ключи. У шкафа Декассе целых два ключа, и мне очень нужны их копии. Причем снятые тайно, иначе затея не имеет смысла, потому что, заподозрив неладное, Декассе сменит замки на новые…
Леночка Мармаженская, с которой Вера пять лет просидела за одной партой (потом Леночкиного отца перевели служить в Петербург), утверждала, что все в мире бесконечно повторяется, идет по кругу, словно карусель. Леночка вообще была странной, увлекалась спиритизмом, оккультизмом, астрологией и еще много чем таким. Когда-то Вера над ней потешалась, а теперь поняла, что Леночка была права. Действительно все повторяется. С незначительной разницей. То к австрийскому военному атташе в портфель заглянуть надо, то к французскому в карман.
– Вот специальная глина. – Спаннокки снова полез правой рукой за пазуху и протянул Вере плоскую металлическую коробочку, наподобие портсигара, только немного больше. – Открывать не надо – высохнет. Откроете только тогда, когда ключи будут у вас в руках. Вдавите первый ключ в глину с одной стороны, затем с другой и то же самое сделаете со вторым ключом. Глубоко вдавливать не надо, и следите, чтобы отпечаток был четким. После протрите ключи, потому что глина сверху присыпана тальком…
Вера слушала заинтересованно. Ей еще никогда не приходилось снимать слепки с ключей. Она подумала, что, наверное, и не придется. Скорее всего, Алексей или Сильванский заберут коробочку и вернут с отпечатками. Только не с настоящими, а с другими. Пусть тайный агент Спаннокки во французском посольстве (ясно же, что у него там кто-то есть) попробует открыть ими шкаф!
– Да спрячьте же наконец! – раздраженно сказал Спаннокки. – Не привлекайте внимания.
Вера спохватилась и убрала коробочку, оказавшуюся весьма увесистой (глина же), в сумочку.
– Только на этот раз обойдитесь без снотворного! – строго предупредил Спаннокки. – Снотворное – грубый прием. Лучше используйте вина и коньяк, тем более что Декассе большой любитель выпить. В вашем обществе он непременно расслабится, будет чувствовать себя вольно, и вам не составит труда хорошенько его подпоить. Особенно если вы станете провозглашать тосты за Францию, за французов, за великую французскую культуру. – На губах Спаннокки мелькнула саркастическая усмешка. – За Наполеона Бонапарта тоже выпейте, ведь все французы бонапартисты. Только сами, смотрите, не напейтесь…
– Не напьюсь, – пообещала Вера. – Нет такой привычки.
– Оно и к лучшему, – одобрил Спаннокки. – Декассе пробудет в Москве до одиннадцатого июля. Он любит Москву и всегда остается в ней подолгу. Я уезжаю днем позже. Как только снимете слепки, дайте мне знать. Я остановился в «Лейпциге». Спрашивайте Франца Даукшу-Юркевича, коммерсанта. Не застанете, так оставьте записку. Подпишите своим именем, без фамилии, и напишите, что ваше желание исполнилось. Увидев эти слова, я буду знать, что слепки у вас, и свяжусь с вами по телефону. Ну и запомните на всякий случай, что по средам и субботам я бываю у Крынкина. Начиная с восьми часов меня наверняка можно застать там. Если я буду не один, то подходить не надо. Пройдите мимо, чтобы я вас увидел, и сядьте за свободный стол. Я подойду к вам сам. Пятьсот рублей аванса вы уже получили, в обмен на слепки получите еще пятьсот. Не вижу радости на вашем лице. Разве мало тысячи рублей за такой пустяк? Да вдобавок вам и от Декассе что-то перепадет…
– Не забывайтесь! – возмутилась Вера. – Что значит «перепадет»? Если вы воспользовались моими обстоятельствами и вынудили меня… То это не дает вам права… Это неблагородно… Я вам не публичная девка…
Возмущение было искренним только наполовину. Что толку возмущаться, когда имеешь дело с негодяем? Но Вера почувствовала, что возмущение пришлось бы весьма кстати, и решила разыграть его в полной мере. Так увлеклась, что в самом деле голос задрожал и глаза повлажнели.
– Как можно! – ужаснулся Спаннокки. – Вы – и публичная девка? Что за сравнения? Если уж сравнивать, то лучше с la Dame aux Camélias
[31]
! Вы читали этот роман?
«Хрен редьки не слаще», – вспомнила Вера грубоватое простонародное присловье.
– Читала, но не могу понять, что общего между мной и la Dame aux Camйlias? – с оттенком сварливости поинтересовалась Вера. – Она, кажется, была содержанкой…
– Она была благородной женщиной! – ловко вывернулся Спаннокки. – Так же, как и вы…
Наговорив Вере целую кучу комплиментов, Спаннокки вдруг заторопился и ушел в сторону Тверской. На этот раз портфелем не махал и шел быстрым, а не променадным шагом. Вера тоже поторопилась уйти, потому что сидеть на бульваре одной, даже без книги, было совсем неловко. Только пошла не к Тверской, а к Никитским Воротам. Букет намеренно забыла на скамейке, ну его. У Никитских Ворот она села на извозчика и поехала домой.
Вечером того же дня у Веры состоялась еще одна встреча, на этот раз с Сильванским, в Александровском саду. Сильванский сильно удивил. Во-первых, тем, что выслушал Веру совершенно спокойно, без каких-либо эмоций. Вера уже успела привыкнуть к участию, которое проявлял Алексей, и подобное отношение показалось ей обидным. В голове тут же зароились мысли о том, что она никому ничем не обязана и помогает Алексею, то есть старается на благо России исключительно по собственной воле и оттого заслуживает особого отношения, но Вера прогнала их, как неуместные и даже вредные. Помогаешь, так помогай, и нечего обижаться. Алексей – близкий родственник, а Сильванский – совершенно посторонний человек. Разумеется, и отношение к ней у каждого свое. У одного родственное, у другого – исключительно деловое. Иначе и быть не может.
