Владимир Яковлев, художественный руководитель балета театра, вспоминал, что Нуриев «.дирижировал “Щелкунчиком”. Когда после спектакля начались поклоны, встал у первой кулисы, чтобы видеть зал. Я сказал: “Рудольф, пора на выход”. Он не поверил, переспросил: “Это меня? Мне аплодисменты?” Я взял его за руку и вывел на сцену. Помните финал фильма “Берегись автомобиля”, где Смоктуновский останавливает троллейбус? У него было такое же лицо — беззащитное и счастливое. И весь он светился какой-то тихой радостью. Потом он к каждому актеру подошел, каждому пожал руку, посмотрел в глаза. Я понял, что он так прощался и хотел, чтобы его таким запомнили».
Сразу после спектакля на небольшом банкете в директорской ложе Нуриев дал согласие, чтобы Фестиваль классического балета в Казани, проходящий в театре весной, носил его имя.
Парадоксально, но в то время на Нуриеве все еще висело обвинение в измене Родине. Он был реабилитирован лишь в октябре 1991 года на основании ст. 3 Закона РФ «О реабилитации жертв политических репрессий» от 18 октября 1991 года». Суд признал, что в его действиях не было состава преступления: Нуриев не выдавал врагам никаких государственных секретов и никогда не позволял себе хулить свою Родину.
Глава 15. Смерть
Несмотря на сознание собственной обреченности и ухудшение физического состояния, Нуриев продолжал работать. Дух этого необыкновенного человека не могло сломить ничто.
Последняя постановка Нуриева — «Баядерка» Людвига Минкуса — состоялась в конце 1992 года, когда он сам уже стоял на пороге смерти. Нуриев использовал хореографию Мариуса Петипа в качестве основы, но внес много своего. На премьере Нуриеву была вручена высшая награда Франции в области искусства — орден Почётного легиона. Это было фактически прощанием со смертельно больным великим артистом.
Предчувствие близкой смерти не могло не сказаться на хореографии балета. Нарочито пышные сцены первого акта: Дворец раджи контрастируют с аскетичностью акта второго.
Нуриев ввел в свою постановку множество мужских вариаций, он не стал отдавать танец на откуп лишь грациозным и бесплотным балеринам.
Первый акт — это настоящий пир жизни, буйство красок и почти чрезмерная роскошь декораций. Танцовщики были наряжены в яркие экзотические костюмы сочных, насыщенных цветов. Классические сцены из постановки Петипа чередовались с новшествами Нуриева. Исполнители выделывали па, которые редко встретишь в классическом балете. Довольно непривычна симпатия, с которой Нуриев решил образ Гамзати — дочери раджи и невесты Солора. Покорная любящая дочь, она готовится стать разумной и верной супругой, и поэтому вмешательство в ее жизнь храмовой танцовщицы оскорбляет девушку. Она искренне пытается договориться с Никией, не умаляя при этом своего достоинства, она предлагает ей золото, украшения — но Никия ведет себя глупо и агрессивно. Забыв, что она не ровня дочери раджи, она сопротивляется и даже угрожает сопернице кинжалом. Такое не может быть прощено! И на свадьбе Никия получает неизбежный страшный дар — корзину со змеей. Иначе и быть не могло. Жрец протягивает Никии спасительное противоядие — она с надеждой смотрит на любимого, но Солор отворачивается: он смирился с мыслью о женитбе. Никия умирает.
Депрессия Солора, его нежелание жить, пристрастие к кальяну с наркотическими снадобьями — это начало второго акта. Он решен в строгих черно-белых тонах. В опиумных видениях Солор переносится в иной мир — мир теней, где он может быть вместе со своей настоящей любовью. Слишком поздно он понял, что любил лишь Никию и без нее счастья ему не видеть. Конец балета бравурный, почти радостный: видимо, доза страшного зелья была слишком велика, и Солор действительно воссоединился со своей возлюбленной.
Тут ясно видны собственные мысли и чувства Нуриева: к началу девяностых почти все, кого он любил, уже умерли, и он готовился сам уйти в иной мир.
На премьере виновник торжества был уже не в силах встать на ноги. Выглядел он дряхлым стариком и на протяжении всей церемонии не вставал с кресла, напоминавшего трон. Облысевшую голову прикрывал черный берет, алый шелковый шарф оттенял бледность его исхудавшего измученного лица. И все присутствующие, и сам Рудольф Нуриев знали, что церемония награждения одновременно была и его прощанием — прощанием с театром и с жизнью.
Сразу после спектакля Рудольф Нуриев отправился в больницу, понимая, что из нее ему уже не выйти. Силы быстро покидали его, и он часто спрашивал врачей: «Мне конец?» — а тене решались сказать ему правду. По правде говоря, они считали чудом уже и то, что он умудрился прожить столько лет с вирусом в крови. Говорят, что характер его в те дни изменился, он больше не спорил ни с кем, не дерзил, послушно выполняя все просьбы и требования ухаживавших за ним людей.
Рудольф Нуриев умер 6 января 1993 года в возрасте 54 лет и был похоронен на кладбище Сен-Женевьев де Буа в пригороде Парижа, недалеко от могилы выдающегося русского режиссёра Андрея Тарковского. Надгробие танцовщика великолепно. Без сомнения, это произведение искусства. Оно изображает чемодан или дорожный сундук, накрытый восточным ковром — красочным, ярким, собранным из многоцветной мозаики.
Смерть Нуриева породила множество слухов. Вплоть до того, что в гробу не было тела — его якобы похитили фанатичные поклонники. Вторая легенда гласит, что если сфотографировать могилу Нуриева, то с большой долей вероятности над цветастым ковром будет видно висящее светлое пятно — мерцающий, фосфоресцирующий шар. Мистики утверждают, что это неуспокоившийся дух артиста проявляет себя.
Глава 16. Наследство и наследие
Его личные вещи были распроданы с аукциона «Кристи». «Таймс» опубликовал рекламу этого аукциона Потанцуйте дома с любимой вещью Нуриева!» Слоган был подобран правильно, и спустя несколько недель здание «Кристи» штурмовала толпа поклонников умершего танцовщика; считается, что там было не менее пятидесяти тысяч человек.
Его особняк «Дакота» с видом на Центральный парк Нью-Йорка был набит всевозможными редкостями, собранными Рудольфом. В этом особняке Рудольф прожил более десяти лет, там он принимал Марго Фонтейн, Леонарда Берстайна, Джерома Роббинса, Жаклин Кеннеди. Его дом был роскошно декорирован и обставлен. Но с молотка пошли не только картины и гобелены, продавалось все, даже его личные вещи: пиджак из змеиной кожи, стоптанные балетные туфли, его балетные костюмы.
Особенно много оказалось балетных туфель, подчас совершенно сношенных, многократно подклеенных и залатанных. Нуриев не переносил расставания с привычной балетной обувью и трудно привыкал к новой, поэтому его костюмеру приходилось вновь и вновь чинить старую. Устроители аукциона явно недооценили стоимость этих вещей, назначив за самые сношенные туфли стартовую цену в 40–60 долларов, а за новые 150–200. К тому же они подпортили товар, прилепив туфли к витринному стеклу двусторонним скотчем, и липкая лента содрала с туфель многолетнюю пыль и грязь — патину выступлений. Но несмотря на это, к концу дня одна из самых старых пар ушла более чем за девять тысяч долларов.
