Другими награжденными парами стали Соловьев с Колпаковой из Кировского и Максимова с Васильевым из Большого театра. То есть все советские артисты. Иначе в то время и быть не могло: идеология подразумевала, что советские люди все делают лучше всех. Это разозлило Нуриева, и он отказался идти получать медали, Сизова отправилась за ними одна.
Сам юный Нуриев был потрясен, увидев хореографию Ролана Пети — непохожую на все, что он видел до сих пор. Он даже пробрался к нему за кулисы, что было категорически запрещено советским артистам, и через переводчика сумел поговорить и выразить свое восхищение.
К счастью, об этом никто не узнал, а то были бы неприятности. Ну а так по возвращении начинающему танцовщику Нуриеву дали новую роль.
После «Лауренсии» была «Гаянэ» Арама Хачатуряна об армянских колхозниках, геологах и их борьбе с вражеским шпионом, пытающимся выкрасть сведения о месторождении полезных ископаемых.
Партнерша Нуриева по этому и другим балетам Нинель Кургапкина, написавшая о нем воспоминания, называла этот спектакль трудным, стилизованным, специфичным и далеким от классики, подчеркивая, что «Рудику это было ничуть не сложно, прекрасно он танцевал этот балет.». Она считала его настоящим сформировавшимся танцовщиком и хорошим партнером, в то же время признавая, что характер у Рудольфа был ужасным.
«“Гаянэ” был вообще удачный спектакль, и работать с Рудиком оказалось приятно, несмотря на то, что характером он отличался ужасно трудным. И в театре его не любили. В общем-то, если с ним не работать, то любить его, по большому счету, было не за что. У нас принято уважение, граничащее с подобострастием. Это в Рудике напрочь отсутствовало. Он любил оставаться независимым, и проявлялось это часто в поступках резких, всю нашу театральную общественность шокирующих. Например, по окончании школы Рудик первый раз приходит на урок. Заходит в зал и становится у палки. А была такая традиция, что самый молодой берет лейку и поливает у палки и на середине. Все стоят и ждут, когда он будет поливать. Рудик тоже встает, избоченясь, и стоит перед всеми, смотрит. Тогда кто-то ему говорит: «Рудик, ты самый молодой, давай поливай». Нуриев показал всем длинную фигу, взял свои шмотки и ушел из зала. То есть он до этого унизиться не мог. Я потом спросила его, почему он не полил. «А почему я должен поливать?!» — «Ну, так принято, — сказала я, — самый молодой поливает пол». — «Я, во-первых, не такой молодой, — говорит он мне, — а потом, там есть такие бездари, которые только поливать и должны!» В подобных вещах ему, конечно, сильно недоставало воспитанности».
Действительно, конфликтность, заносчивость, неумение ладить с людьми — эти качества всю жизнь создавали Нуриеву проблемы, даже когда он был уже мировой знаменитостью, ну а тем более — в ранней молодости. Так, однажды поссорившись с Юрием Григоровичем, он лишился роли Фархада в балете «Легенда о любви». А ведь ссора вышла по глупейшей причине: Нуриеву не подходило предложенное время репетиций, они накладывались на другие, уже назначенные. Немного такта, терпения — и все бы разрешилось. Но увы, этих качеств Нуриеву не хватало никогда. Но весь его гонор, все самомнение пропадали, если речь шла о танце!
«У нас получился хороший дуэт, несмотря на то, что я была очень требовательной и нрав у меня покладистостью тоже не отличался, — вспоминала Нинель Кургапкина. — Особенно это касалось поддержек. Поддержки были разные, очень сложные, такие, как подбросы, когда он меня поднимал и нес через всю сцену на одной руке. Рудик прекрасно все это выполнял, и если на репетиции я требовала сделать подъем десять раз — делал десять раз, двадцать — пожалуйста, двадцать, не то что, мол, ах, я устал, а мне еще танцевать. Такого не было никогда. Этим он выгодно отличался от многих «гениев» последующих поколений, которые считали, что они танцовщики и зачем им, дескать, обращать внимание на балерину».
Хотя такая внимательность к партнерше была у Нуриева далеко не врожденной: рассказывают, что в период ученичества он однажды даже уронил какую-то девушку, потому что во время высокой поддержки она вдруг испугалась и сбила равновесие. Своей вины он, конечно, не признал. заявив: «Она сама виновата!»
Потом Кургапкина и Нуриев танцевали вместе «Спящую красавицу» и совсем незадолго до его бегства — «Лебединое озеро». На тех гастролях в Париже Нинель Александровна не была: ее не пустили, потому что на предыдущих гастролях в Дрездене они при посещении Дрезденской галереи была одета в брюки, что по мнению советских властей было для женщины неприлично.
Она тоже надолго пережила Нуриева, хоть и была лет на десять его старше. В восемьдесят лет она погибла страшно и несправедливо: неподалеку от дачи ее сбила машина, а водитель скрылся с места происшествия, оставив приму Мариинки умирать в придорожной канаве.
Но тогда, в конце пятидесятых, ни Кургапкина, ни Нуриев еще и понятия не имели о том, что ждет их в будущем, и наслаждались успехом. А успех этот был велик!
Сохранились кадры 1959 года с некоторыми сценами из «Лауренсии», и по ним можно оценить, насколько прекрасна была их пара. Изящная, легкая, словно невесомая Кургапкина и выразительный и очень «испанский» Нуриев завоевали сердца многих. Балетоманы и критики оценили молодого танцовщика. У него сразу появились поклонники и завистники. Проявилась и его «звездная болезнь»: молодой танцовщик едва ли не требовал ролей и дерзил ветеранам. Те обижались, отвечали ему презрением. Находились и такие, кто не поленился обратить внимание администрации театра на то, что принято называть «нетрадиционной сексуальной ориентацией». Еще одним «минусом» для карьеры Нуриева в СССР было то, что он так и не вступил в комсомол. Почему? А просто — не захотел. Увы, даже друзья признавали: характер у Рудика был отвратительный. В результате за Нуриевым, как в те годы за всяким «инакомыслящим», тем более находящимся на виду, было установлено постоянное наблюдение органов госбезопасности. Ему никогда не разрешали выступать в тех спектаклях, которые посещали члены правительства, и Рудольф Нуриев всегда оказывался на гастролях именно тогда, когда в Ленинград приезжали иностранные артисты. Правда, трижды его включали в состав гастрольных групп, однако наблюдение за ним усиливалось до предела.
К тому же некоторые считали его выскочкой, однодневкой. Основания у такого к нему отношения были достаточно веские: в те годы, несмотря на усилия учителей и собственную работу над своим телом, техника Нуриева была далека от совершенства. Риск получить травму, быстро «сработаться» был очень велик.
К тому же у него были коротковаты ноги. Да, видя его более поздние выступления и фотографии, трудно в это поверить, но в годы ученичества фигура Нуриева действительно считалась далекой от балетного совершенства. Но именно эти якобы коротковатые ноги и стали фактором прогресса для молодого Нуриева! В то время мужскому балетному танцу была свойственна солидность, приземленность, нарочитая мужественность. А Нуриев упрямо поднимался на высокие полупальцы, почти как балерина на пуанты. Мало того: он почти единственный из танцовщиков-мужчин изучал приемы женского танца и практиковал растяжку, подчас устраивая соревнования с одноклассницами.
