Всадники появились вместе с поднявшимся над лесом солнцем, и первые лучи заиграли на начищенных застежках брони и бляхах конской сбруи. Впереди ехал бородатый старик, в котором Ставко узнал посла рузов Биркхарда. За ним – трое дружинников личной охраны, а следом – три одинаково одетые женщины в окружении десятка стражников.
Три женщины: Ставко растерялся. Он видел домоправительницу Нежданы в сумятице случившегося, лицо ее не запало в память. Это был явно ход посла, навязавшего Хальварду такое прикрытие для Закиры, которого Ставко предположить не мог. Что делать: потратить три стрелы? Но, во-первых, две женщины из трех ни в чем не повинны, это – уже убийство; а во-вторых, стрелять надо быстро, цель далеко, возможность промаха велика, да и он вряд ли успеет уйти.
Лоб взмок от напряжения, пот застилал глаза. Ставко то и дело смахивал его, изо всех сил всматриваясь только в женщин. Видел, как спешились перед бродом всадники, как один из дружинников свел в реку коня в поводу, выбрался на берег, внимательно огляделся и махнул рукой. Как один за другим начали переправляться остальные, но он смотрел только на женщин. Они остались в седлах, и их коней вели через брод дружинники. Солнце освещало их лица, уже слышались и плеск воды, и голоса, сейчас женщины должны были скрыться от его взгляда за высоким обрывом и… И тут что-то странное донеслось до него сквозь плеск воды, храп лошадей, людской гомон. Донеслось странное, и блеснуло странное, и Ставко сообразил: улыбки. Две женщины беззаботно смеялись, третьей было не до смеха, и Ставко наконец-то приметил ее. Приметил, выделил из двух других, будто усилием воли приблизив к себе ее безулыбчивое лицо.
Женщины скрылись за обрывом, но теперь он уже не волновался. Он запомнил ее посадку, нагрудник из дешевого жемчуга и неторопливо приладил стрелу. Хазарскую. С красными полосами у оперенья.
Уже все вышли на обрыв берега рузов. Лошади отряхивались, дружинники, сняв сапоги, выливали из них воду, переобувались, все дышало оживлением, и девичий смех отчетливо доносился до Ставко. Он поднял лук, приладился, изготовился, но Закира сидела в седле, опустив голову, и натягивать тетиву он не торопился. Он ждал. А когда дружинник подал ей поводья и что-то сказал, указав рукой на лес, она наконец-то подняла голову. И тотчас же из листвы далекого вяза вылетела хазарская стрела. Она попала точно под нагрудником. В ямочку, которая соединяет шею с грудью.
Ставко не стал ждать, что будет дальше: он знал силу своих стрел. Увидев, что попал, скользнул по веревке, пронесясь над ветвями и кустами, оттолкнулся ногами от кривой березы, упал на землю и, пригибаясь, сквозь кусты метнулся к реке, когда дружинники еще поливали градом стрел все три дуба на мысу.
Он добрался до реки, сломал сухую тростинку, бесшумно спустился в воду и поплыл, как умели плавать только славяне: под водой на спине, чтобы сквозь воду видеть оба берега. Плыл без малейшего всплеска, дыша сквозь полую тростинку и лишь изредка отталкиваясь ногами от дна, чтобы удержать скорость и направление. За первым поворотом реки развернулся к берегу русов, выполз и исчез в кустах. Он знал, где ждет его Кари с неподкованными лошадьми.
Глава одиннадцатая
1
Многое Неждана делала вдруг, доверяясь настроению больше, чем расчету, и как-то всегда получалось, что не оказывалось причин жалеть о собственном порыве. Она помчалась навстречу Сигурду, не зная толком, где он находится, не столько потому, что ее ждал Тридцать шестой, сколько в смятении от внезапного появления Берсира, его пристальных взглядов, подчеркнутого внимания и предчувствия неминуемого сватовства. Конечно, трудно было представить себе более подходящего супруга: кроме мужской стати и привлекательности Берсир обладал наследственной властью конунга над хотя и малочисленным, но свободным народом, и для нее, сироты да еще славянки, открывался путь к таким высотам, какие могут только присниться в очень счастливом девичьем сне. Но существовал Сигурд. Безродный варяг, да к тому же воспитанник ее кровного врага. Разумом она понимала, что для конунга Олега родственный союз с рузами был куда выгоднее исполнения всех ее желаний, но, прометавшись ночь без сна, сердце Нежданы затмило все разумные соображения, и она обрадовалась этому затмению. В лихорадочной спешке готовя выезд, она старательно глушила в себе все сомнения, твердя, что скорее сбежит с Сигурдом, чем с почетом уедет в Рузу. Избалованная любовью и вниманием Олега, Неждана выросла на редкость своенравной.
Быстрая скачка выветривает даже своенравные мысли, сменяя их сомнениями и неуверенностью, и Неждана невольно стала придерживать коня. Убежать?.. Но Сигурд связан великой клятвой, навеки приковавшей его к княжичу Игорю. Да и куда убежишь, если Олегу удалось щедрыми посулами будущих благ поднять чуть ли не все окрестные племена? И вообще откуда ей взбрело в голову, что ради нее Сигурд готов на все? С последнего свидания прошло время, соловьиные трели уже сменились знойным покоем расцветающего в полную силу леса, а воины… Воины не любят одиночества вдали от собственных зимовий, уж это-то она знала по долгой жизни среди воинственных русов. Как Сигурд воспримет ее внезапный приезд? Вежливой улыбкой или искренней взволнованностью? И потом, конунгу Олегу так важен прочный союз с рузами…
Она вдруг ощутила некий тупик в собственных мечтаниях. Выхода не было, а если он и существовал, то уж никак от нее не зависел. Оставалось свидание с Тридцать шестым, но с этим можно было и не торопиться. И в тупик спешить расхотелось настолько, что она повелела сделать привал, хотя время для этого еще не наступило. Просто ей казалось, что после столь длинного перерыва лучше встретиться при свете дня, чем в густых вечерних сумерках.
Дружинники расседлали коней, расстелили попону для Нежданы и тихо переговаривались у костра. Неждана прилегла, положив под голову седло, рассеянно слушала рассказ Первуши о семье, а мысли о предстоящей встрече никак не желали ее покидать. Она думала о своих первых словах и его первых ответах, потому что в них, как ей упорно казалось, что-то непременно должно было открыться.
Далекий топот копыт оборвал и бессвязный разговор, и тревожные думы. «За мной», – почему-то подумала Неждана и встала, ожидая появления всадника. Вскоре он показался, спешился у костра, о чем-то переговорил с дружинниками, отдал им разгоряченного скачкой коня и направился к ней.
– Гонец воеводы Ставко, госпожа. Послан предупредить княжича Урменя, чтобы разослал дозорных и поспешил в Старую Русу. Из вашего дома, госпожа, убежала какая-то Инегельда.
– Инегельда?
– Да, госпожа. Мы искали ее всю ночь и…
– Свежего коня гонцу! – крикнула Неждана. – Пока будут седлать, накормить. И выслать дозорных, пусть пошарят по окрестностям.
И опять долго не могла уснуть. Металась по жесткой попоне, дважды ходила проверять посты, а мысли неотвязно терзали ее. Почему Инегельда решилась на побег? Рабыня, дарованная самому конунгу, далеко не глупая, не могла не понимать, что ей не скрыться ни в каких краях, землях и племенах, потому что поимка ее обеспечивала благосклонность Олега. Может быть, ее обидели? Но кто? Она под защитой охраны, за нею присматривает верная Закира, вся челядь, наконец. Ее уже ищут дружинники Ставко, а завтра начнет искать Урмень, знающий леса, как собственные палаты. Может быть, ее похитили? Но кто, кто осмелится оскорбить конунга русов?
