Наверное, не случайно.
Бросив полотенце, она хотела забраться в постель, но он ее остановил.
– Ваше белье… – Он указал на трусики и лифчик, которые открывали взгляду все без утайки. Приподнятые вверх груди, два тугих соска. Живот быстро вздымался и опадал в такт ее взволнованному дыханию. А трусики липли к коже. Сексуальное, возбуждающее зрелище – все, до последнего дюйма.
Ноа старался не смотреть. С тем же успехом он мог бы попытаться заодно не дышать.
Или усмирить возбуждение собственной плоти, которое становилось просто неодолимым при одном взгляде на роскошную Бейли Синклер.
Как будто это было в его власти!
– Извините, – пробормотала она и завела руки за спину, чтобы расстегнуть лифчик, в то время как Ноа стоял и смотрел, всерьез опасаясь, что у него отвиснет челюсть и вывалится язык… Вот стыдоба-то будет!
«Мужчина не должен жить полгода без секса, – сказал он себе. – Не должен». Потому что сейчас облегчить его страдания мог только оргазм. Оргазм, от которого сносит крышу. Чем жарче, чем слаще – тем лучше.
Это было сумасшествие, переходящее в полное безумие. Однако после всего, что случилось сегодня – неожиданно трудный полет, проблема с шасси, наемные убийцы, изматывающая погоня, они все-таки закончили тем, что оказались обнаженными в одной постели.
Только для того, чтобы избежать переохлаждения.
Какая наглая ложь, между прочим! Ноа ненавидел лжецов, и вот сам лжет и не краснеет. Но какая, к черту, разница, если к нему льнула обольстительная Бейли Синклер, обтекая его, словно мед, – она сама была медовой сладостью.
Тем временем Бейли сражалась с застежкой лифчика, двигаясь, будто во сне. Будто бедняжке недоставало энергии шевелить пальцами. Теперь, когда ее руки были сведены за спиной, груди торчали вперед, словно щедро предлагали себя зрителю. С волос капала вода, стекая в трусики, которые абсолютно ничего не скрывали, даже того факта, что ее лоно было аккуратно подбрито, или того, что она была натуральной рыжеватой блондинкой.
О господи.
– Я не могу. – Бейли настолько устала, что слова выходили едва различимыми.
– Вот так. – Положив руки ей на плечи, Ноа развернул ее и отвел в стороны руки. Волосы упали вперед, открывая взгляду плечи и шею, а также гладкую прекрасную спину. Да еще эти чертовски сексуальные трусики, открывающие прекраснейшие в мире ягодицы…
– Ноа?
Правильно. Лифчик.
– Да, – отозвался Ноа, с трудом отрывая взгляд от ее задницы и мокрого атласа, зажатого между нежными полушариями. Голос показался слишком хриплым даже для его собственных ушей. Крючки лифчика наконец были расстегнуты. Бейли опустила голову. Кусочек материи соскользнул на пол.
Ее пальцы ухватились за полоску мокрой ткани, которая все еще оставалась на бедрах.
Ноа, кажется, перестал дышать.
Потянула вниз, слегка раскачиваясь из стороны в сторону, чтобы снять трусики.
И Ноа показалось, что он умер.
Не замечая его терзаний, Бейли нагнулась, и Ноа понял, что жив – пока еще жив, потому что кровь бурлила в его жилах и в ушах громко стучало – бум, бум, бум – при виде этого склоненного обнаженного тела, полностью открытого…
– Я устала, – сообщила она и, выпрямившись, заползла на матрас. Его глаза чуть не вылезли из орбит, когда она на четвереньках быстро переместилась в середину постели. Более восхитительной и сексуальной женщины он никогда не видел.
Потом она скользнула под одеяло, отвернулась от Ноа, легла на бок на своей половине постели и больше не шевелилась.
– Ну да… Я только включу электрическое одеяло. – Так он и сделал, а потом встал перед постелью, как идиот, и с него капала вода, забрызгивая ковер. А еще он дрожал, и плоть его была тверда как камень.
На свете нет ничего, абсолютно ничего хуже, чем стоять в мокрых джинсах, распираемых изнутри.
Бейли не двигалась.
– Мне нужно снять мокрую одежду, – услышал он собственный голос.
Ей было все равно. По крайней мере, она ничего не ответила.
Ноа расстегнул джинсы и скорчил кислую гримасу, пытаясь содрать их с себя. Он уже сбросил ботинки. Но снять носки оказалось бесполезной затеей – облепившие его мокрые джинсы так стесняли движения, что он свалился на пол.
Было ужасно неприятно лежать на полу с наполовину стянутыми джинсами. Мокрые штанины прилипали к ногам.
– Я в порядке, – сказал Ноа и тяжело вздохнул.
Сказал в пустоту.
Сумев наконец освободиться от джинсов, Ноа встал. Бейли успела накрыться одеялом с головой. Он мог видеть только ее макушку – волосы все еще оставались мокрыми. Но он мог бы поклясться, что слышит, как ее зубы выбивают дробь.
Проклятие.
Значит, у него нет выбора, так? Он обязан ее согреть, иначе она умрет от переохлаждения. Это его гражданский долг. Поэтому Ноа, наскоро обтеревшись, приподнял край пухового одеяла и скользнул в постель. Да, простыни нагрелись – хвала электрическому и пуховому одеялам!
Итак, он и не догадывался, почему нарушил границу, пролегающую где-то посередине огромного ложа, и шлепнулся прямо на обнаженное и мягкое тело Бейли. Какая неожиданность – он оказался на ее половине! Да еще, к несчастью, его рука обняла ее прежде, чем он успел заметить свою оплошность, и женщина оказалась тесно прижатой к его груди и бедрам.
Очень уютно.
С ее губ слетел вздох. Но больше она не сказала ничего.
И не сделала попытки отодвинуться. Точнее, она вообще не шелохнулась.
Это показалось ему обнадеживающим знаком. Подперев голову одной рукой, второй Ноа погладил ее бок, пытаясь разглядеть то, что не было закрыто одеялом. Ее лицо.
И чуть не рассмеялся.
Она спала. Мертвым сном, на все сто процентов. Зато он был на взводе, разгорячен, как никогда в жизни.
Эта до смерти напуганная женщина даже не понимала, что Ноа лежит в одной с ней постели. Но какая ему разница. Конечно, ему было тошно и даже очень, но он не собирался об этом думать. Во сне Бейли шмыгнула носом и тихо, жалобно застонала.
– Ш-ш-ш, – прошептал он. Положив ладонь ей на живот, он начал осторожно поглаживать его – верх, вниз. – Я здесь.
Она услышала его слова сквозь сон, потому что вздохнула и, поерзав, прижалась к Ноа. Его твердый – тверже стали – ствол уткнулся как раз в гладкие обнаженные ягодицы.
Бейли по-прежнему спала.
Да, для его самолюбия это было в самый раз.
Она снова вздохнула и прильнула к нему еще теснее. Ее волосы щекотали его нос. Он не стал их убирать, напротив, зарылся лицом в спутанную массу. Потом губы Ноа коснулись ее стройной шеи.
Боже, она была такая сладкая! Сладкая и бледная от усталости. Ноа вдыхал ее аромат. Он должен дать ей выспаться. Но, не в силах противиться влечению, отвел влажные волосы с ее лица и разрешил губам проложить дорожку вниз по шее, а потом назад, к уху, вдыхая ее аромат так, словно эта женщина была его воздухом.
