Если она собиралась гладить белье, то сначала сообщала об этом сыну, который, конечно, тоже хотел гладить. Тогда мама доставала Олегу утюг, накрывала маленький столик одеялом и пять – десять минут могла спокойно заниматься другими делами. После того как довольный Олег заканчивал гладить, мама начинала гладить сама. И теперь сын уже не отвлекал ее, потому что он к тому времени успевал удовлетворить свою потребность, и спокойно играл. И так всегда. Мама разрешала Олегу мыть пол, вытирать пыль, мыть посуду. В магазин они тоже ходили вместе, и мальчик нес некоторые покупки сам в маленькой сумочке.
Сейчас Олег школьник. Нельзя сказать, что он всегда организован, ничего не забывает и его совсем не нужно контролировать. Нет, он обычный мальчик. Иногда что-то забывает, иногда делает неаккуратно, иногда предпочитает побегать на улице, вместо того чтобы учить уроки. Да, он обычный ребенок без синдрома выученной беспомощности.
М. Селигман считал, что у детей выученная беспомощность формируется примерно к восьми годам и может остаться на всю жизнь. То есть и во взрослом возрасте такой человек будет предпочитать не браться за дело, ведь «все равно ничего не получится».
Неприятный синдром, только при чем здесь воспитание мальчиков и девочек, спросите вы… Действительно, синдром выученной беспомощности проявляется и у мальчиков, и у девочек. Зачем же тогда писать об этом синдроме в этой книге? Дело в том, что есть некоторые нюансы формирования синдрома выученной беспомощности, которые связаны именно с полом ребенка.
Саша и Катя близнецы. Им по шесть лет. Недавно мама учила Катю вязать. Не очень-то получалось у Кати: спицы выскакивали из петель, все распускалось. Но мама снова и снова терпеливо показывала ей, как нужно поддерживать пальцами нитку, как вывязывать каждую петельку. И подбадривала, говорила, что она обязательно научится. Мама рассказала Кате о том, что сама она тоже долго не могла научиться и даже думала, что никогда не научится. Рассказала мама и о том, что сначала вязаные вещи были у нее совсем некрасивые, но через некоторое время стало получаться лучше, и вот теперь она может связать очень симпатичные вещи.
Саша, конечно же, тоже захотел научиться. И даже попробовал. Взял у Кати нитки и спицы. Только это оказалось сложно. И мама не помогла. Она сказала: «Знаешь, сынок, у тебя вряд ли получится научиться вязать. Чтобы научиться вязать, нужно терпение и усидчивость, а у мужчин их нет. Да и вообще, вязание – это не мужское дело. Мужчинам это не дано». Больше Саша и не пытался заниматься «женскими» делами. Все равно не получится, он же мальчик!
Можно предположить, что Саша не будет и пытаться пришить себе пуговицу или сварить суп. Ведь он усвоил, что есть дела, к которым он не способен потому, что он мальчик (будущий мужчина). У Саши сформировался синдром выученной беспомощности относительно деятельности, которую традиционно приписывают женщинам.
Бывает, что родители приучают мальчиков к «женским» занятиям. Например, некоторые родители и мальчиков, и девочек учат пришивать пуговицы, вязать, вышивать и т. д. Однако нередко бывает, что эта деятельность оказывается содержательно разной для девочек и мальчиков. Овладевая идентичными навыками, дети усваивают ряд гендерных стереотипов. Мотивируя девочек, родитель или воспитатель подчеркивает, что умение пришивать пуговицы для девочки – необходимый навык, так как она – будущая хозяйка и должна уметь это делать. Мотивируя мальчиков, педагог обращает внимание на то, что они (будущие мужчины) могут оказаться в ситуации, когда рядом не будет мамы или жены, а значит, должны уметь пришивать пуговицы.
Таким образом, эта деятельность хотя и осуществляется всеми детьми независимо от биологического пола, но имеет различную мотивацию у девочек и мальчиков. Слова взрослого носят двойной смысл. Он как бы говорит девочке, что на ней лежит основная ответственность за ведение домашнего хозяйства и пришивать пуговицы – ее обязанность, а мальчику внушает мысль, что он как будущий мужчина должен уметь обслужить себя, но только в том случае, если не сможет получить помощь от женщины.
Естественно, выученная беспомощность может формироваться не только у мальчиков, но и у девочек.
Саша и Катя катаются на двухколесных велосипедах. Велосипеды у них одинаковые, но у Саши получается лучше. Может быть, потому, что он способнее Кати, а может быть, потому, что, когда они только учились кататься, папа всегда говорил, что у Саши здорово получается, потому что он мальчик, а мальчики более способны во всем, что связано с транспортом и техникой. Катю папа не хвалил, говорил, что женщина за рулем и девочка на велосипеде – как обезьяна с гранатой…
Итак, выученная беспомощность часто связана с полом ребенка. Например, девочкам говорят, что они не способны к математике или физике, потому что они девочки. А мальчики регулярно слышат, что они пишут грязно и неаккуратно потому, что они мальчики. В результате девочки не пытаются стать лучше мальчиков в точных науках (хотя многие бы могли), а мальчики не стараются быть аккуратными.
Совместное или раздельное обучение?
В настоящее время в России есть школы, где учатся только мальчики. Есть также школы, где существуют классы мальчиков и классы девочек. Чем же хороши эти школы? Они хороши высоким уровнем знаний. Доказано, что успеваемость в однородных по полу классах выше, чем в смешанных. И это несомненный плюс. При организации таких классов инициаторами эксперимента обращалось внимание на то, что мальчики и девочки существенно отличаются и, следовательно, их нужно учить принципиально по-разному. Правда, как уже говорилось в разделе «Различия мальчиков и девочек: мифы и реальность», во-первых, различий между мальчиками и девочками не так много, во-вторых, эти различия обусловлены не природой мальчиков и девочек, а разницей в воспитании и обучении.
Однако эффективность школьного обучения не ограничивается уровнем полученных знаний. Важна еще и эмоциональная составляющая. Как дети чувствуют себя среди представителей только своего пола? Нравится ли им? Комфортно ли? На этот вопрос могут ответить только сами дети. Несколько лет назад я проводила исследование среди выпускников одной из таких школ Санкт-Петербурга (сейчас уже в этой школе не реализуется принцип раздельного обучения). Выпускники, принимавшие участие в исследовании, учились в однородном по полу классе до старшей школы, а в 10 и 11 классе мальчики и девочки учились вместе. Позволю себе поделиться небольшой частью результатов с вами, дорогие читатели.
Начнем с того, что дети просто очень мало общались. В школе сложилось два мира, которые практически не пересекались. «Не-е-ет! Мы вообще с ними не общались!» – говорит девятнадцатилетняя девушка. Недостаток общения с детьми противоположного пола во время обучения в школе привел к тому, что у школьников не сформировался навык общения. При этом интерес к общению у детей, безусловно, был. Изначально предполагалось, что мальчики и девочки будут только учиться отдельно, а на переменах смогут общаться, вместе играть, после школы вместе проводить досуг.
Безусловно, чисто теоретически, эта идея выглядит более чем разумно. На уроках нужно учиться, а на переменах – общаться. И поэтому совершенно непринципиально, что на уроках ученика окружают только представители его пола. Однако сторонники эксперимента не учли одного важного социально-психологического явления. А именно такую особенность, как специфика группообразования. Социальные психологи, например Г. Тэджфелл, обращают внимание на то, что деление на группы по любому признаку приводит к тому, что члены той группы, в которую включен человек, понимаются им как «свои», а члены другой группы – как «чужие». Вспомните свое школьное обучение. Вечное противостояние классов «А» и «Б». Свой класс всегда казался «хорошим», а другой – «плохим». Порой дети из параллельных классов совершенно не общаются.
