– А в чем ваше-то преступление?
– Преступление? Я не совершал никакого преступления. Может, ты? Это ведь у тебя на спине самая ужасная надпись.
Фарид пожал плечами и присвистнул:
– Не катит…
Он отвернулся и уселся в углу палатки.
Мишель решился предложить свой комментарий:
– «Кто будет убийцей, кто будет лжецом, кто будет вором…» Почему не написать прямо: «Кто убийца?» Все эти деяния еще предстоит совершить, так, что ли?
– Или предстоит разоблачить… А это, так сказать, определяет будущее амплуа. Так что на всякий случай: есть ли среди нас убийца?
Я оценивающе уставился на обоих. Фарид обернулся. Он завладел вторым спальником, глянул на пластинки и подпер подбородок кулаками.
– А что это за музыка? Пение птиц… И вот это… «Wonderful World». На фиг это здесь нужно?
Он пошарил вокруг себя, заметил фотоаппарат и повертел его в руках.
– Над нами что, издеваются, что ли?
– Думаю, там остался всего один кадр.
– Ага, фотку щелкнуть, ладно… А мне вот нужна сигаретка, и побыстрее. Вообще-то, я предпочитаю «Голуаз», но согласен на что угодно. Даже на самокрутку. Есть у вас закурить? Что, ни у кого?
Я устроился в центре палатки и положил белую каску у ног, так чтобы свет распространялся равномерно. Ацетиленовый баллон я с себя снял. Холодная сырость леденила лицо, из носа капало, и я вытер его рукавом куртки.
– Предлагаю представиться друг другу. Возможно… у нас есть что-то общее.
– Блестящая идея, – заметил Фарид, – потреплемся, вместо того чтобы попытаться отсюда выбраться. У меня нет ничего общего с тобой и еще меньше – с тем, другим.
Он тоже перешел на «ты» и все время отчаянно тер руки. А он мерзляк, без сомнения. А пещеры мерзляков ох как не любят.
– Приступим, я начну. Меня зовут Жонатан Тувье, мне пятьдесят лет. Жена Франсуаза, девятнадцатилетняя дочь Клэр. В молодости занимался альпинизмом, работал в журнале об экстремальных видах спорта «Внешний мир». Теперь живу в Аннеси, работаю в конторе, которая называется «Досуг с Пьером Женье». Ее организовал один из моих друзей. Разные походы, каноэ, рафтинг – в общем, приманка для туристов.
– Так ты из тех, кто спит в спальниках? То есть тебя это не напрягает? Ты в своей стихии, парень, а мне непривычно.
Я не обратил внимания на реплику Фарида и кивнул в сторону Мишеля:
– Теперь вы.
Человек с закованным лицом нервно теребил рукавицы.
– Меня зовут Мишель Маркиз, мне сорок семь лет… исполнится… двадцать седьмого февраля, через два дня. Дома намечалось небольшое торжество, и вот… – Он вздохнул. – У меня жена Эмили… детей нет. Три года я жил в Бретани, в Планкоэте, в деревне, занимался свиньями. – Он стащил рукавицу и показал руку без двух пальцев. – Я хотел сказать, убоем скота. Ну да, механизмы иногда барахлят… Теперь живу в собственном доме возле Альбервиля и снова занимаюсь свиноводством. Что еще? Ненавижу снег, сырость и туманы.
– А почему Альбервиль, если вы ненавидите снег?
– Да все из-за Эмили. Ее специальность – спортивная обувь. Дизайн, всякие там чертовски сложные штуки. Ее перевели туда по службе, у нас не было выбора.
– Да, Альбервиль – не лучший выбор, там даже купаться негде.
– Ну, это кому как.
Я повернулся к Фариду. Он сразу выпалил:
– Фарид Умад, ты это уже знаешь. Двадцать лет. Живу при богадельне на севере Франции. Детей нет, жены тоже. И никаких неприятностей.
– Ты учишься? Или работаешь?
– Да так, перебиваюсь случайной работой, то тут, то там…
– А еще? Что-то ты не особенно словоохотлив.
– Все, что мне хочется, так это выбраться отсюда, и поскорей.
– Вот в этом, я думаю, мы все заодно.
Я сдвинул рукав пуховика, чтобы посмотреть на часы. Забыл…
– У меня украли часы. А у вас?
Мишель согласно кивнул. Фарид не пошевелился. Он засунул руки под куртку и свернулся, как маленькая гусеница.
– А я часов не ношу. Не люблю.
У нас и время украли. Вся эта тщательность, это внимание к деталям ставили меня в тупик и явно говорили о том, что наша ситуация просто так не разрешится, несколькими часами дело не обойдется. Я все больше опасался худшего. «Вы все умрете». Мне надо выиграть время. Я подошел к Мишелю и начал внимательно изучать маску, особенно замок:
– Ничего не сделать. Надо бы дать вам в челюсть и посмотреть, сдвинется ли маска хоть на несколько сантиметров.
– Нет уж, как-нибудь обойдусь.
– Ладно… Предлагаю обследовать пропасть. Мы с Фаридом ограничены в передвижении, зато вы, так сказать, более свободны. Позади палатки есть галерея. Дойдите-ка до нее и скажите, не ведет ли она наверх.
– Я бы с радостью, да у меня на голове штуковина, которая может взорваться, если я правильно понял.
– Вы правильно поняли. Но судя по тому, что написано в письме, вы имеете право отойти от нас на пятьдесят метров.
Он пожал плечами:
– Не знаю. А если письмо врет? И она взорвется через пять или десять метров?
Фарид, будучи парнем нервным, развлекался тем, что выдувал облачка пара.
– А может, она и вовсе не взорвется? Если все это блеф? И у тебя на башке нет никакой бомбы? Ты можешь свободно передвигаться, и это неспроста! Иначе тебя бы тоже приковали цепью, соображаешь? А потому пойди-ка в галерею и посмотри, можно ли через нее выбраться.
Мишель кивнул:
– Ладно, попробую.
Я поднял баллон с ацетиленом:
– Отлично. Вперед.
– Погодите, я вот что подумал, – сказал Фарид. – Если эта штука может взорваться, отдалившись от нас, значит где-то на нас должен быть взрыватель, так? Надо проверить. Давайте обшарим свою одежду.
Мы обследовали все: карманы, подкладку…
– Хорошо бы совсем раздеться, похититель мог прилепить его скотчем прямо к нашей коже.
Я сжал зубы и сухо бросил:
– Это потом, позже.
– Почему позже? Почему не сейчас?
– Потому что не хочу раздеваться догола перед типами, которых не знаю.
– Ты не хочешь или тебе есть что скрывать?
6
Выживание разрушает границы сознания. Все, что ты считал глубоко запрятанным, подавленным, вдруг вырывается наружу с десятикратной необузданностью.
Доктор Патрик Пармантье, психиатр. Объяснение, данное комиссии экспертов в ходе судебного процесса над человеком, обвиняемым в убийстве
