– Да, – сказал полицейский, – я вижу, ты кое-что вспомнил. Тебе мало было содрать с него кожу. Ты этого мужика попросту съел. А камнем ты отрезал куски с его бедер, с груди, со спины и потом варил в этой кастрюльке и жрал.
Он отошел в сторону и стал бросать мне валяющиеся на полу канистры. Большинство из них были пусты, но в некоторых еще сохранилась вода.
– Это и есть твой ледник?
Я старался держаться на ногах твердо и прямо. Надо было выстоять, хотя я был на грани помешательства.
– Макс… он кормил нас человечиной… а нам говорил, что это мясо моей собаки. Ведь мы были в цепях и до галереи дойти не могли.
Усатый показал на коридор, по которому мы вошли:
– Вот до этой галереи?
– Нет, не до этой. До той, что была в подземелье, где держали Фарида, Мишеля и меня.
Полицейский заметался взад-вперед, сжав кулаки:
– Завязывай, наконец, с этой игрой. Мы нашли в коридоре револьвер MR-73, которым воспользовались, чтобы разнести голову жертве. И угадай, чьи на нем были отпечатки?
Я лихорадочно соображал, пытаясь найти хоть какую-то зацепку: любой промах, ошибку, что-то забытое. Но Макс был не из тех, кто что-то забывает. Я должен настаивать на своем и ни в коем случае не сомневаться.
– Подозреваю, что мои. Но это не я, это Макс стрелял.
– Ну конечно. И полагаю, ты не знаешь, кого тут убили выстрелом в упор?
– Нет.
Мощные челюсти полицейского хрустнули.
– На какую сумму была застрахована жизнь твоей жены?
Я вытаращил глаза. Психиатр держался в сторонке, но я был уверен, что он здесь на всякий случай. Кто его знает, этого мента, что ему придет в голову со мной сделать.
– Что?
– Ты прекрасно знаешь сколько. Четыреста тысяч евро. Ты положишь себе в карман четыреста тысяч евро. Согласись, удачно получилось. Ты ведь перестал прилично зарабатывать, потому что впал в депрессию, когда узнал о болезни жены… Да еще дочка с ее учебой, которая стоила дорого. Несладкая жизнь, а?
– Да как вы смеете!
Полицейский держал перед собой фото мертвеца с татуировкой орла:
– Это он должен был стать донором костного мозга для твоей жены. Он исчез за два дня до тебя. Твоя жена с ним встречалась, ты знал его адрес. Было бы логично нанести ему визит, правда? О да… Ты к нему пошел, привел его сюда и прикончил, чтобы не делать жене пересадку. Только есть тут какая-то загвоздка. Из всей мизансцены не могу взять в толк, что тебя побудило закрываться здесь, уродовать себе ладони, сдирать шкуру со своей собаки и жрать человечину.
Я начал отключаться. Острая боль пронзила голову, и я упал.
Очнулся я снаружи, сидя на снегу под деревом. Небо прояснилось, свежий воздух приятно овевал лицо. Мне понадобилось время, чтобы сообразить, где я и что со мной происходит. А заодно и вспомнить открытия, которые одно за другим выталкивали меня за грань безумия.
Передо мной возвышались серые стены блокгауза с крошечными окошками-бойницами. Вдруг сверху небо разрезал самолет. Двигатели поглощали воздух и оставляли за собой облачный след. Лес закачался от мощной звуковой волны. Я вздрогнул и сжался в комок. Кулаки в наручниках так и не разжимались. Звон цепи буквально просверлил барабанные перепонки. Опять обвал?
Я повернул голову. Психиатр сидел рядом на корточках и протягивал мне стакан. Полицейские курили в стороне и о чем-то тихо переговаривались. Доктор поднял голову к небу.
– Здесь рядом летная база. Если находишься в блокгаузе, легко может показаться, что при каждом пролете случается обвал.
Я поднес к губам горячий кофе и отпил глоток. Мне сразу стало так хорошо…
– Я не сумасшедший. Вся эта история со страховкой абсолютно лишена смысла. Я не убивал этого человека.
– Но вы его съели. Может, его вы и приняли за Мишеля?
– Никогда в жизни.
– А вы никогда не задавались вопросом, существовали ли в действительности те люди, что были с вами в подземелье?
Я впился ногтями в мерзлую землю.
– Нет. Они были так же реальны, как вы сейчас. Все было реально: и подземелье, и ледник. Вам надо сосредоточиться на поиске Макса Бека и перестать срывать злобу на мне. Единственное, о чем я прошу, – это дать мне вернуться домой. Я хочу попрощаться с женой. Я хочу… увидеть дочь.
– К сожалению, пока это невозможно.
Я протяжно вздохнул:
– Клэр, по крайней мере, в безопасности?
– Да.
Я повернулся к лесу. Деревья уходили куда-то в бесконечность. Я знал, что Макс здесь, на свободе. И он за мной следит. И наверняка окажется там, где я его меньше всего ждал. Психиатр полистал мое досье:
– У вас в юности были проблемы. Безотчетная бисексуальность… Ваш отец не мог с этим смириться и бил вас. Вы убегали из дому. Вас посылали на исправление. В подростковом возрасте и в юности это выливалось в буйный протест и стремление к телесному страданию.
Он указал на мою ладонь, порезанную на карнизе острым камнем:
– Вплоть до самоистязания.
– Да не истязал я себя никогда! Я…
– А потом начались все эти горы, путешествия. Забираться все выше, уходить все дальше и постоянно страдать, все больше и больше, чтобы изжить свою бисексуальность. И вам это удалось. А потом произошла драма, которая вас потрясла: потеря лучшего друга.
Хрустнув коленями, он привстал и, поморщившись, снова опустился на колени. Похоже, холод его парализовал.
– Вам известно, что последние медицинские исследования доказали, что на высоте повреждаются некоторые участки мозга? И эти повреждения необратимы, как у боксеров.
– Возможно. Но мне это жить никогда не мешало.
– Это могло нарушить вашу психику. Ваша жена была при смерти, вы постоянно принимали антидепрессанты… Все это не способствовало порядку в голове. Все постепенно накапливалось, собиралось, а потом произошел взрыв… Тот мир, который вы воссоздали в блокгаузе, – это смешение разных периодов вашей жизни, собрание предметов, представлявших ценность для вас. К примеру, пластинки, палатка, то есть то, что символизирует пятнадцать лет занятий альпинизмом. В юности вы увлекались спелеологией, и в вашем сознании отпечатались подземные пропасти и гроты, где вы побывали. Ваша психика с легкостью превратила серые бетонные стены в то, что вам хотелось, достаточно было искусного смешения пережитого и воображаемого. А ваш отец, человеконенавистник и расист, разве не запрещал вам водиться с «цветными»? И вы воспроизвели этот запрет в своем бессознательном мире. И появился Фарид, мальчик-араб.
Вздрагивая от холода, он вытащил из кармана ксерокопию. У меня сжалось сердце.
– Узнаете?
