– Я знаю. – И я действительно знал. О каких эмоциях может идти речь. Впервые радуясь тому, что жена редко когда отличалась благоразумием, тревожась за двойняшек.
– Может, ты дослушаешь до конца, – вновь прорычал он.
– Да. Извини. – Я уже давно заметил, как только мои эмоции касаются жены, мне становится невыносимо сложно их сдерживать. И не могу сказать, что меня это радует. Боюсь, когда-нибудь отсутствие здравого смысла в рассуждениях может сыграть со мной отнюдь не добрую шутку. – Продолжай. – Чем больше я буду знать, тем легче будет принимать решение.
– Ярангир. – Он ни секунды не колебался, произнося это имя. – Если я впущу его в себя, он сможет помочь освободить их от этой бестии. Ему известно, как управлять сновидцем.
– Ты настолько уверен в своих силах?! – Воспоминания о встрече с черным воином я могу назвать самыми сильными впечатлениями в жизни. После общения с отцом и знакомства с Лерой.
– Нет, не настолько. Но пока он не обретет собственное тело, он не сможет возродиться полноценной личностью.
– А ему это так надо? – Сарказм в моем голосе похож на смертельный яд.
– Надо. – И Асия твердо смотрит на меня, а внутри глаз Рамона, которые он не сводит со своей жены, алое пламя – жажда убийства.
И, глядя на них, я догадываюсь, что в семейной жизни моего друга-соперника не все так просто, как мне казалось, и спешу разорвать это противостояние.
– Но почему не Асия? – Я спрашиваю Ригана, а продолжаю смотреть на черную жрицу, которая, впервые на моей памяти, выглядит растерянной.
– Асия – не маг. Она владеет иллюзиями, как я. Чарами, тенями, танцем. Но все это – не сила. Да и той злобы, которая нужна, чтобы подчинить себе сновидца, в ней нет. Она – убийца. Спокойный, хладнокровный убийца, который не испытывает к своей жертве ненависти. А Ярангир – воин. Берсерк. Который этими чувствами и питается. Так же как и наш противник.
Похоже, предаваясь радостям семейной жизни, я пропустил много чего интересного. Или не придал этому значения. И очень даже зря.
– Но когда она была Лерой…
– Она использовала ее способности. И ее знания. Даже те, которые твоя жена на тот момент не осознавала, потому что не имела к ним доступа. А Асия, будучи одновременно и внутри и вне ее личности, была способна еще и не на то.
Ну что ж, они ждут решения. И решение это будет нелегким, потому что ни один из предложенных вариантов меня не устраивает. Слишком много всякого рода «если» и слишком мало уверенности в том, что Ярангир согласится нам помочь, что Лера откликнется, преодолев захватившую ее чужую волю.
Да и своей жене, женщине, с которой мы связаны клятвой пройти вместе до конца, матери моих детей, носителю сути Равновесия, самой сильной, красивой, чарующей… Я верю больше, чем подчиняющемуся непонятной для меня логике даймону.
– Риган, – он вскидывает на меня удивленный взгляд: настолько спокойно и уверенно звучит мой голос, – ты ни о чем, случайно, не забыл?
Я всегда считал этого дракона сообразительным, способным найти нестандартное решение. Трудно быть сыном властителя и не обладать этим талантом. И улыбка на его лице, которая проявляется еще до того, как я заканчиваю говорить, лишь подтверждает это.
– Кровь Тиа? – Еще ничего не ясно, но и Асия и Рамон облегченно вздыхают, видя, как в наших глазах вспыхивает азарт, прогоняя тоску. – Через нее я смогу проникнуть в иллюзию сновидца и заменить ее на свою.
– И помочь ей вырваться из сна.
Лера
– …Ты сказал, что я могу делать все, что захочу? – Я не свожу с него своих глаз. Надеясь в так хорошо знакомых мне чертах лица увидеть, почувствовать, понять, что же все-таки произошло. И почему мне сейчас так больно.
– Да, – с трудом произнес он, словно преодолевая внутреннее сопротивление. Но не потому, что ему было жаль. Не потому, что он не знал, как пощадить мои чувства. Он просто устал повторять это вновь и вновь. Оттягивая этот момент. Убеждая себя несчетное множество раз, что так будет лучше для нас обоих. Уже зная, что лучше будет лишь для него одного.
– Тогда я хочу остаться. – Мой тон был неприятен мне самой. Я готова была рыдать, рвать на себе волосы, прижиматься к его коленям, умоляя оставить все так, как это было еще несколько минут назад.
– Это единственное, чего ты не можешь сделать. Потому что я больше не люблю тебя. – Я ошибалась. Ему не было жаль. Этот разговор был просто необходимостью, которая позволила бы ему считать, что он поступил со мной порядочно.
И я еще крепче сжала зубы, не давая воле слезам. Удерживаясь, чтобы не завыть от тоски, Моя душа, которая раньше принадлежала ему, разрывалась на части.
А ведь мне всего-то и надо было – посмотреть правде в глаза. И понять то, что я уже давно знала: он лжет.
Я видела это в его взгляде, которым он смотрел мимо меня. Я ощущала это в его прикосновениях.
И я верила. Даже сейчас я все еще верила ему.
Странный сон. Как наяву. С такой реальностью ощущений, что хотелось не просто проснуться, а бежать. Бежать, пока сердце не остановится от нахлынувших чувств, от дрожи утомленных мышц, от нехватки воздуха, камнем вставшего в горле. Потому что эти события моего далекого прошлого, словно они происходили здесь и сейчас, заставляли сомневаться. Сомневаться во всем, что я видела и чувствовала.
Но я продолжала повторять себе снова и снова: это сон, мне все это просто снится. Наблюдая за тем, как он все дальше и дальше уходит по накрытой сумраком позднего вечера аллее…
Аллее…
– …Я должен убить тебя.
Я помню, что подумала тогда: «Какая впечатляющая причина для знакомства». Вглядываясь в холодные, темно-серые глаза самого красивого мужчины, о котором я могла только мечтать.
Но он не шутил. И кинжал, лезвие которого было увито узором из виноградных листьев, устремился к моему сердцу.
«Можешь называть меня Олейор».
– Олейор.
«Ты… мне… нужна. И ты будешь жить до тех пор, пока это так».
И голос. В котором слышится одновременно и журчание воды, и перекатываемые ею камни…
– Олейор. – Как стон с искусанных губ. Как вздох, когда грудь сжимается от тяжести прошлого.
– Я не могу, Олейор. Она растворяется в иллюзии, уходит все глубже.
И резкий голос. Знакомый. Слышанный много раз. Много раз заставлявший, преодолевая саму себя со словами: «Я смогу, я сделаю», – идти вперед.
В ответ:
– Я не спрашиваю тебя, можешь ты или нет. Ты должен, Риган. Слышишь! Ты должен.
«Я принимаю тебя в свое сердце, как принимают вечность».
