И все, кто стоит рядом с алтарем, преклоняют колени и опускают головы. Позволяя прядям скользнуть на лицо. Потому что ни один взгляд не должен коснуться тех, кто произносит такие клятвы. Не осквернить земным, не возвысить небесным.
И я вторю его словам, надевая серебряный обруч с черным камнем в центре на его голову. На струящиеся звездным шелком темные волосы.
«Я принимаю тебя в свое сердце, как принимают вечность. Я разделю с тобой последнюю крошку хлеба, последний глоток воды, последний удар сердца. Твой путь и твое возвращение. Я – есть. И я – буду. И я буду всегда. С тобой. Пока есть ты…»
И кинжал надрезает ладонь, выпуская стекающую огненной лавой в высеченный из горного хрусталя бокал кровь. И она, только недавно омывавшая наши сердца, смешивается с молодым виноградным вином, которое по цвету не отличается от нее, которое по терпкости не уступает нашей любви. И это символ. Символ того, что ничто: ни жизнь, ни даже смерть не смогут разлучить нас. Потому что эту клятву не сможет нарушить никто…
…– Я поздравляю вас, ваше высочество. У вас – сын. Истинный эльф. Продолжатель рода Д’Таров.
И я улыбаюсь. Пот отяжеляет ресницы и искажает все, на что падает взор. Усталость приковывает тело к смятым простыням, которые больше не холодят разгоряченное тело. Но я улыбаюсь. Слыша, как мой сын, наш сын, криком оглашает свое право на жизнь. Наш сын.
– Вы торопитесь, магистр. Вы торопитесь поздравлять меня. Потому что это еще не все.
– Ваше высочество?..
На его лице недоумение. Потому что он все еще не чувствует. И я опускаю щиты, которые скрывали от всех мой секрет. Вторую жизнь, которая теплилась под моим сердцем.
И она касается его ауры. И его лицо сначала напрягается. Но уже спустя мгновение проясняется. От радости, которой озаряется его душа.
– Вы уже решили, как назовете вашу дочь, моя принцесса.
И сквозь тягучую боль, пронзающую мое тело, я спекшимися губами шепчу: «Ее имя – Амалия»…
Это сон. Я продолжаю повторять сама себе. Убеждая себя, что могу. Могу переступить эту грань, которая отделяет этот калейдоскоп событий от той реальности, в которую я пытаюсь вырваться. Но с каждой новой картинкой моя вера в то, что этот кошмар закончится, становится все более слабой. Потому что там – не только боль. Не только разлука, обман и предательство.
Там – он. Тот, чье тепло я ощущала рядом с собой, когда гасли магические светильники и мы оставались одни. Только мы. Только наши тела, стремящиеся друг к другу. Только вечность вокруг, принадлежащая лишь нам одним.
Лишь нам одним.
– Лера, слушай мой голос. Лера, борись. Ты во власти сновидца, и ты должна, слышишь, ты должна проснуться.
И как эхо в моей душе: «Я должна проснуться». И губы сами складываются в невесомую улыбку. Зачем?
– Риган, осталась только одна попытка. Она уходит все дальше, я уже почти не чувствую ее.
– Я все сделаю как надо, Олейор. Поверь, иногда я бываю очень убедителен. Особенно когда разозлюсь. Это же надо! Эта девчонка смеет противиться моим иллюзиям! Что ж, ты сама напросилась на это. Тогда, получай…
– Лера, даймоны!!!
Даймоны? Я оглядываюсь. Но вокруг меня осыпанные яркими красками деревья. Легкий ветерок шебуршится в ветвях, срывая с веток одинокие листья. И они кружат, кружат, кружат… Цветным ковром устилая уходящую к горизонту аллею.
Я очень люблю осень. Раннюю осень, когда по-весеннему греет солнце, когда еще не рисуют серым на окнах затянувшиеся холодные дожди. Когда мягкая, сладостная тоска обнимает сердце. Когда…
– Мама! – Я опускаю взгляд.
Туда, где, прижавшись к моим ногам, с щемящим испугом в глазах стоят мои дети.
– Вот мы и встретились. – Он выходит словно бы ниоткуда. Еще мгновение назад, куда ни кинь взгляд… – Ты обещала вернуть клинки на Дариану. И не сдержала своего слова. – Он скидывает черный платок, прикрывающий его лицо. И глаза, бездонные колодцы, почти полностью лишенные зрачков, смотрят на меня так, как может смотреть только смерть; не оставляющая возможности что-либо изменить. Плащ сползает с его плеч, открывая униформу, плотно обтягивающую рельефное тело: тело воина. Инкрустированная камнями перевязь чуть косо сползла на бедро. Темная рука с блестящими, очерченными серебром ногтями плотно ложится на обвитую разноцветной кожей рукоять меча, навершие которого украшено алым камнем, искрящимся множеством граней. – За это я заберу жизнь твоих детей.
– Нет!!!
И я делаю шаг вперед, еще не завершив которого начинаю ощущать в руках знакомую тяжесть. Мой меч откликнулся на мой зов. И значит, еще не все потеряно. И я буду бороться. Если и не за свою жизнь, то за жизнь своих детей. Наших детей. Моих и… Мужчины, которому удалось сплавить два сердца в одно. Вечного странника, не растерявшего способности глубоко чувствовать за те сотни лет, которые он меня ждал. Искал, переступая границы миров. Звал. Звонкой струной души, словно маяком в бушующем море событий. Манил меня к тихой гавани своей любви. Обещал хранить.
– Я исполню свою клятву. Еще несколько дней, и мы попадем на Дариану. И я, как и обещала, передам твоим родичам клинки.
Его хохот бьет по ушам, сметая ураганным ветром разноцветье листвы, поднимая ее в воздух.
– Да ты даже проснуться не можешь. – Он уже близко. Он совсем близко. И каждый шаг он делает со странной грацией, не звериной – грацией огня, который не знает преград и пощады. Заставляя восторгаться этой удивительной красотой, столь же опасной, как и чарующей. – Не то что исполнить клятву. И твои дети умрут. Сейчас. Здесь. – И он, продолжая смеяться, глотая слова и вздрагивая всем телом от раздирающих его чувств, в движении, с пронзительным визгом вынимая меч из ножен, кидается в атаку.
– Я могу проснуться. – И лезвия встречаются у самой земли.
– Мама!
– Я могу проснуться. – И его кинжал срезает прядь моих волос. И они падают, падают, падают… Похожие на золотой снег.
А голос дочери, как заклинание, повторяет: «Мама, проснись. Мама, я так тебя люблю. Только проснись».
И вновь атака, и я едва успеваю отклониться. Но только… Один раз. И левая рука повисает плетью. И белая ткань ритуального платья, платья, в котором я давала клятву всегда быть рядом с мужем, окрашивается в алый цвет.
– Ты не можешь проснуться. И я заберу их с собой. Потому что ты нарушила обещание.
И я понимаю, что этот удар я пропускаю. И дикая боль пронзает мою грудь, обрывая крик, вылетающий с последним вздохом…
– Нет… Я могу проснуться…
– Нет. – Я вскидываюсь, но сильные руки ловят меня, прижимая к себе.
