– Что случилось? – спросила Анна. – В чем я виновата?
– Не помнишь? Тебя Вышезванская просила…
– И только-то? Во-первых, она не просила, а приказывала…
– И что с того? Ты не знаешь, кто ее отец? Ему весь город кланяется!
Отец Анны был простым земским врачом, и девочка прикусила язык, но тут же упрямо помотала головой:
– Ну и что? И потом, я же сказала, что занята!
– Интересно, чем?
Анна покачала головой. Что-то мешало ей признаться в том, что она каждый день бегает в домик к лесной ведьме. Сестра Клара была особенная…
– Не хочешь говорить? Тогда не удивляйся, если и с тобой не хотят разговаривать.
– И ты? – У Анны в голове не укладывалось. – Что я тебе сделала?
– Ничего. Но… Валерия…
Илалия показала взглядом на первую пару. Красавица Вышезванская важно вышагивала рядом с классной дамой, гордая и самоуверенная. Время от времени она что-то небрежным шепотом бросала идущим за ее спиной девочкам. Один раз оглянулась, нашла взглядом Анну…
Девочка показала ей язык прежде, чем сама сообразила, что сделала.
– Ты с ума сошла? – ахнула рядом Илалия.
– А пусть не думает, что она…
Валерия Вышезванская не думала. Она действовала.
В тот день все ограничилось беседой с классной дамой – Валерия нажаловалась, что Анна дразнится, и ее оставили в классе на целый час, заставив написать сто раз подряд: «Я больше не буду дразнить одноклассниц». Классная дама стояла над нею и внимательно следила, как девочка выводит буквы. Несколько раз она заставляла переписывать фразу заново – если ей казалось, что строчка недостаточно ровная. В результате Анна написала одно и то же сто шестнадцать раз – она посчитала. Пальцы у нее после этого так болели, что на другой день, когда писали диктант, она чуть не плакала.
В довершение ко всему после диктанта именно ей учитель велел собрать тетради, и, когда она шла со стопкой по проходу, ей подставили ножку. Анна споткнулась и чуть не упала, но тетради рассыпались, и ей пришлось ползать и подбирать их с пола. А когда она вернулась на свое место, выяснилось, что кто-то утащил у нее перо. Илалия, конечно, видела, но молчала, отводя глаза.
Но все это были мелочи. А сегодня…
Анна брела по тропинке, почти ничего не видя от заливавших глаза слез. Она кусала губы, всхлипывала и еле сдерживалась, чтобы не разрыдаться в голос. Сдерживало только одно – реви, не реви, никто не станет ее утешать. Никому нет дела до ее слез – она одна, вокруг раскинулся осенний лес, красивый, пестрый, но утомленный долгим летом и словно радующийся наступившей осени. В ветвях скачут белки, шныряют туда-сюда синицы, слышен крик ворон и галок. Они все заняты своими делами и не обращают внимания на маленькую девочку. Ее некому пожалеть, ей не с кем поделиться своим горем. А тетя Маргарита далеко. И что она скажет? Анна пробовала делиться с нею переживаниями, но пожилая дама лишь качала головой и повторяла: «Это печально. Это очень печально!» – или вовсе не говорила ничего.
Узенькая тропинка вынырнула из кустов, и девочка, шмыгая носом, свернула на нее. Она сделала это неосознанно – так хотелось забраться куда-то подальше в чащу, где нет никого. А по большой тропе нет-нет, да ходят люди. Но что они могут сделать?
Лесная ведьма возникла на тропе неожиданно – только что тут никого не было, и вот навстречу уже выступила из зарослей орешника пухленькая женщина в красной клетчатой поневе
[3]
и наброшенной на плечи старой вытертой душегрейке. Повязанный платок сбился на сторону. Глаза светятся.
– А вот и моя девочка! – воскликнула она напевно весело. – Явилась, ягодка! Прилетела, ласточка! Птичка моя синичка! Анночка ясочка…
Обычно Анна внимательно слушала ее прибаутки – тетя Маргарита не баловала племянницу ласковыми словами. Но сейчас девочка только помотала головой и потупилась.
– Ой, – ведьма опомнилась, – а что с тобой? Ну-ка, – она поддела подбородок девочки двумя пальцами, – говори, почему глаза на мокром месте? Что случилось?
– Ничего, – буркнула девочка.
– От ничего не плачут. Что случилось-то?
– Ничего.
– Ну на «нет» и суда нет, – миролюбиво отмахнулась ведьма и, притянув ветку орешника, сорвала несколько полных орехами «гнезд». – А я-то хотела тебе кое-что показать да подарочек сделать… Ну раз ты говорить ничего не хочешь, так и я делать ничего не хочу!
Она вернулась к сбору орехов с таким видом, словно это было самое главное дело ее жизни. Ведьма выбирала и пригибала к земле не все ветки, а только те, где орехов росло побольше. Корзина, заполненная на две трети, стояла в сторонке, и сестра Клара метко бросала добычу в нее, ни разу не промахнувшись. Наблюдавшая за нею Анна несколько раз шмыгнула носом.
– У меня… я, – наконец решилась девочка, – вот…
Поставила сумку на траву, раскрыла и, прикусив губу, двумя пальцами подняла залитый чернилами учебник. Одни страницы слиплись, на других красовались синие пятна и разводы.
– Ой! – Ведьма выпустила только-только пойманную ветку, всплеснула руками. – Что это?
– Это, – Анна не выдержала и расплакалась, – это девочки…
После уроков к ней подошла одна из одноклассниц и сказала, что ее зовет классная дама к кабинету директора. Перепугавшись – а ну как Валерия все-таки нажаловалась? – Анна поспешила туда, на верхний этаж. Директора на месте не случилось. Догадавшись, что ее провели, она вернулась – и не обнаружила своей сумки. Кинулась искать. Нашла в сквере возле забора под кустами. Внутри все было залито чернилами. И даже Илалия ничего не знала. С тем Анна и пошла домой – доискиваться, кто и почему испортил ей учебники и тетради, было некогда. И так ясно, что пакость задумала Валерия Вышезванская. Но за что она так на нее взъелась? Неужели только из-за одного случая?
Когда Анна рассказала все, сестра Клара вздохнула.
– Тяжело горю твоему помочь, – сказала она. – Но можно. Утешься. Слезами ничего не поправишь… Лучше смотри, чего я тебе принесла в подарочек!
Она порылась в небольшом холщовом мешочке, который вместо кошеля всегда висел у нее на поясе, и достала маленькую ладанку на витом шнурке.
– Держи!
Анна послушно подставила шею. От ладанки исходил смутно знакомый запах. Кажется, сестра Клара ей рассказывала про такую пахучую травку. Девочка принюхалась.
– Что, не узнаешь? – рассмеялась ведьма. – Это корешок тимьяна, в чародейных травах вываренный. Кто его на груди носит, тот может не бояться ни убийства, ни иной какой смерти от человека лихого.
– Лучше бы от Валерии он защищал, – вздохнула Анна.
