Так что… в данный момент мой тер в собеседники никак не годился.
И оставался…
… всю технику выжгла Ваша сила, госпожа Лера…
Мало кто знал, что Кадинар не был даймоном.
Он был неинициированным человеческим магом, когда повстречался на моем пути и едва стоял, залитый собственной кровью, продолжая, тем не менее, прикрывать собой свою сестру. Словно не замечая пылающих алым зрачков двух берсерков, уже неоднократно атаковавших его и вынужденных отступить перед сплавом мастерства мечника и твердостью духа. Да только вряд ли он не понимал, что своим упорством лишь раззадоривает моих воинов, распаляя их жажду, но никак не прибавляет надежд девушке.
И было в этой картине что-то настолько близкое, что вопреки всем мыслимым и немыслимым правилам, я приказал своим недовольным воинам отойти.
А ему… Я сохранил жизнь женщине, забрав его душу взамен ее тела. А потом взял и остальное… Спустя несколько лунных циклов, после удачно прошедшей инициации на Хаос, я лично провел для него ритуал разделения души, а чуть позже сам же подобрал ему новое тело взамен того, которое ну никак не подходило моему будущему начальнику охраны.
И никогда не сожалел о том, что сделал. У него была человеческая душа, тело даймона, магия стихий, которая не вступила в противоречие с поселившейся в нем Пустотой. Запредельная выдержка, аналитические способности, в которых он не уступал Айласу, уже давно ставшему для меня эталоном. Яркая эмоциональность, которую он умело прятал, но успешно использовал, создавая о себе совершенно неправильное представление.
И он был единственным, кто знал большую часть разработанного мной и Тинаром плана.
… - Вы никогда не будете для меня обузой, принцесса Лера…
Он великолепно сыграл свою роль и даже я, зная его уже более тысячи лет, не усомнился в искренности того, что видел. И не смог ощутить в том мгновении, когда его губы коснулись ее кожи, заклинания, открывшего для меня не только ее внутренний мир, но и возможность пробуждения драконьего дара, сорвавшего щиты контроля и откликнувшегося на созданную иллюзию.
— Мой Ялтар.
Раздавшийся от двери голос не оказался для меня неожиданностью. Впрочем… я уже давно ее не знал. И я нисколько не лукавил, когда предупреждал Леру о своем предпочтении выстраивать ситуации, а не оказываться в них. Так что появление Кадинара было мною замечено еще в тот миг, когда его разум ощутил тень моего внимания.
— Она решилась?
Я поймал себя на желании обернуться, чтобы увидеть, как в его взгляде вспыхнет предвкушение. Как, прежде чем ответить на мой вопрос, он чуть опустит трепещущие ресницы, наслаждаясь возникшим чувством.
Мой преданный воин, мой друг, даже не догадывающийся об этом, мой сын… не по крови, так по праву создателя, возродившего его к новой жизни. Второй после Закираля, чье будущее стало моей заботой.
Третий… Самому себе я мог и не лгать. Существование Леры для меня теперь более значимо, чем своя жизнь или жизнь единственного из сыновей, который имел для меня значение.
— Да, мой Ялтар. Она прочла послание Талтара Тинира. Но мне кажется, — интонации его голоса вынудили меня все-таки оглянуться, — она не поверила ни единому Вашему слову.
Он сделал упор на последней фразе, явно ожидая моих комментариев. И я не отказал ему в такой малости.
— А разве от этого наша игра не становится только интереснее? — Рядом с ним мне не было нужды сдерживать своих чувств.
Он их не просто видел и ощущал — он едва ли не испытывал их вместе со мной. И это было то, о чем не то что догадываться, предположить никто не мог. Потому что не было таких безумцев, которые решились бы провести ритуал соединения самостоятельно, без присмотра дюжины магов и под защитой самых мощных щитов.
Мы же сделали это вдвоем, полностью осознавая весь риск, но и понимая, какие это открывает для каждого из нас возможности. И пусть моя душа обрела власть над его, свои преимущества он оценил довольно скоро. И полученный им доступ к силам, мощь которых была практически безгранична, нивелировал ту ущербность, которую он время от времени вынужден был испытывать, отдавая мне свое тело под контроль.
— Да, но… — его взгляд вновь стал задумчивым, — я вынужден постоянно сомневаться в той оценке, которую даю ее действиям. В отношении других противников я абсолютно уверен, разгадывая смысл их решений. Но принцесса Лера…
— То кажется тебе слишком наивной, то излишне проницательной. — Закончил я за него.
В принципе, я мог просто частично приоткрыть ему свой разум, дав возможность осознать, что мне приходится не легче, чем ему, рассуждая об этой женщине. Но сейчас заманчивость ситуации была еще и в том, что каждый из нас искал пути самостоятельно.
— И какая же она тогда? — Он не принял моего чуть насмешливого тона, предпочтя продолжать разговор в серьезном русле.
И в этом я тоже разделял его желания. Слишком значительна была роль этой женщины, чтобы относиться к этому без почтительного уважения.
— Она склонна к авантюрам, но отторгает хитрость, предпочитая приключения комбинациям. — Начал перечислять я спокойно, словно речь шла не о той, которую я когда-то назвал своей Единственной. — Считает искренность кратчайшим путем, но не склонна открываться сразу и до конца, и делает это лишь в одном случае — доверяя. Она терпелива и старается многому не придавать значения, но вполне способна дать отпор, как только будет преодолена некая граница, которую она сама для себя устанавливает. Ее жизненный опыт не столь разнообразен, чтобы научить быстро выстраивать логические цепочки, но она довольно легко делает это интуитивно. И это как раз то, что тебя сильнее всего и смущает — наши женщины мало чем отличаются от мужчин. Она же… просто другая.
— Но и не такая, как те, с Лилеи. — Он внимал каждому моему слову о ней и в его глазах я видел то, что о чем он еще и сам не догадывался.
Та ночь не прошла бесследно и для него. Именно нашу связь с ним я использовал, чтобы оказаться на острове не потревожив окружающую магию и не затронув ее защиту, что воспринимала Кадинара, как "своего'. И я не мог разорвать это единство все то время, что там находился. И пусть я, насколько это было возможно, отгородился от его сознания — первое же прикосновение к ее телу смело все щиты вырвавшейся страстью.
Впрочем… страстью это называть было нельзя. Это было неистовство и… трогательная нежность. Жажда обладать и… страх причинить боль. Мгновения блаженства, в которых растворилось время, моя мощь, власть, стремления, выдержка и… стыд, испытанный впервые в моей жизни. Я не сожалел о том, что произошло, но мне было невыносимо больно от того, что это не она сама потянулась ко мне, ища моего тепла. Не ее губы возжелали моего поцелуя. И все это стало для нее лишь сном.
Более ярким и реальным, чем тот, в котором оказался мой начальник охраны. Но… сном.
И когда я покидал остров, в его глазах была та боль, что могла стать отражением моей, если бы мне не удалось ее скрыть.
