Когда мне было года четыре, я спросила отца:
– Аба, какого ты цвета?
– Не знаю, – ответил он. – Во мне перемешаны белое и черное.
– Значит, ты похож на чай с молоком, – заметила я.
Отец рассмеялся. Много лет спустя он рассказал мне, что в подростковые годы так переживал из-за своей смуглоты, что мазал лицо молоком буйволицы, надеясь, что кожа посветлеет. Только встретив мою мать, он избавился от комплексов по поводу собственной внешности. Любовь красивой девушки вселила в него уверенность в себе.
Согласно нашим традициям, брак устраивают старшие родственники, не слишком считаясь с чувствами молодых, но моих родителей соединила любовь. Я без конца могла слушать историю о том, как они встретились. Они жили в соседних деревнях, расположенных в отдаленной части верхнего Свата, называемой Шангла. В первый раз они увиделись, когда отец гостил у своего дяди. Достаточно было беглого обмена взглядами, чтобы понять – они понравились друг другу. Но откровенно выражать свои чувства они не могли, ибо это было под строжайшим запретом. Отец посылал маме стихи, которые она не могла прочесть, потому что не умела читать.
– И все же я влюбилась в его ум, – говорила она.
– А я – в ее красоту, – смеялся отец.
Но существовало серьезное препятствие, мешающее их счастью. Мои дедушки не ладили между собой. И когда мой отец объявил о своем желании просить руки моей матери, Тор Пекай, родственники с обеих сторон воспротивились этому намерению. Дедушка с отцовской стороны смирился первым и согласился послать в дом невесты цирюльника, который, согласно нашим обычаям, всегда исполняет должность свата. Малик Джансер Хан, мой дедушка с материнской стороны, ответил на предложение отказом. Но отец оказался упрямым и сумел убедить своего отца послать цирюльника еще раз. Худжра Джансера Хана служила местом сбора мужчин, любящих порассуждать о политике. Отец стал часто бывать там, и они с дедушкой лучше узнали друг друга. Отец невесты протомил жениха девять месяцев, но в конце концов дал согласие.
Моя мама происходит из семьи, где женщины были сильны, а мужчины – влиятельны. Ее бабушка – моя прабабушка – рано овдовела и осталась с маленькими детьми на руках. Ее старшему сыну, Джансеру Хану, было всего девять лет, когда он в результате клановой вражды оказался в тюрьме. Мать решила обратиться к могущественному родственнику, который мог поспособствовать освобождению мальчика, и для этого прошла пешком шестьдесят пять километров по горной тропе. Уверена, случись подобная беда с кем-нибудь из нас, моя мама сделает то же самое. Она не умеет ни читать, ни писать, но отец всегда делится с ней всеми своими проблемами, рассказывает обо всех событиях минувшего дня, печальных и радостных. Мама дает ему советы, подсказывает, на кого из друзей можно полагаться, а на кого нет. Отец утверждает, что у нее безошибочная интуиция. Большинство пуштунских мужчин никогда не советуются со своими женами, считая это проявлением слабости.
– Он докатился до того, что обсуждает свои дела с женой! – говорят они с величайшим презрением.
Но мои родители смеются, когда слышат нечто подобное. Они счастливы, и все вокруг сразу видят, какая у нас дружная и любящая семья.
Моя мама очень набожна и молится пять раз в день, хотя и не ходит в мечеть, предназначенную только для мужчин. Она неодобрительно относится к танцам и считает, что они неугодны Богу. Но она любит украшения и красивую одежду, вышивки, золотые ожерелья и браслеты. Думаю, я слегка огорчаю ее тем, что нисколько не интересуюсь ни драгоценностями, ни нарядами. Ходить на базар я терпеть не могла, но зато обожала танцевать в компании своих школьных подружек, – конечно, когда никто нас не видит.
Когда мы с братьями росли, то большую часть времени, естественно, проводили с мамой. Отец постоянно отсутствовал, у него было множество дел – он занимался не только школой, но и литературным обществом, делами джирги – совета старейшин, а также проблемами, связанными с охраной окружающей среды и спасением нашей долины. Мой отец родился в глухой деревушке, но благодаря силе своей личности он сумел получить образование, создать себе имя и обеспечить достойную жизнь своей семье.
Людям нравилось слушать, как он говорит, и по вечерам у нас часто собирались гости. Мы все усаживались на полу вокруг огромного подноса, уставленного едой, и ели, согласно обычаю, только правой рукой, скатывая шарики из риса и мяса. Когда в комнате становилось темно, мама зажигала масляные лампы, и на стенах возникали огромные качающиеся тени. Душными летними вечерами нередко разражались грозы, и при каждом раскате грома и вспышке молнии я испуганно жалась к коленям отца.
Затаив дыхание, я слушала рассказы отца об истории нашего народа, о враждующих кланах, о пуштунских героях и святых. Он часто читал стихи, голос его звучал протяжно и мелодично, а на глазах порой выступали слезы. Подобно большинству жителей долины Сват, мы происходили из клана Юсуфзай (иногда это название произносится как Узуфзай). Это один из самых больших пуштунских кланов, он берет свое начало в Кандагаре, и сегодня его представители живут и в Афганистане, и в Пакистане.
Наши предки пришли в долину Сват в XVII веке. Прежде они жили в Кабуле, и с их помощью императору из династии Тимуридов, свергнутому соплеменниками с трона, удалось вернуть себе власть. Император отблагодарил своих помощников, назначив их на важные должности при дворе и в армии. Но друзья и родственники предупреждали его, что людям из клана Юсуфзай нельзя доверять, так как, получив слишком много власти, они могут свергнуть правителя. Император внял этим предостережениям и решил избавиться от своих недавних сторонников. Он созвал их всех на пир, а когда они ели, велел стражникам убить их. В ту ночь были зарублены насмерть около шестисот представителей клана Юсуфзай. Лишь двоим удалось спастись. Они бежали в Пешавар, туда, где жили их родственники. Спустя некоторое время они отправились в долину Сват, чтобы заручиться поддержкой родственников, проживающих там, и двинуться походом против вероломного императора. Но красота долины так поразила их, что они решили остаться здесь, изгнав прочь представителей всех остальных кланов.
Таким образом, земля была разделена между представителями клана Юсуфзай – разумеется, только мужчинами. У пуштунов существовала своеобразная система, называемая веш. Согласно этой системе, каждые пять или десять лет семьи менялись своими деревнями, и земля перераспределялась между мужчинами клана. Благодаря этому каждый имел возможность поработать и на хорошей, и на плохой земле. Деревнями управляли ханы, а простые люди, крестьяне и ремесленники, являлись их арендаторами. Как правило, в качестве арендной платы они отдавали ханам часть своего урожая. В их обязанность входило также служить в ханской армии – каждая семья должна была предоставить правителю вооруженного воина. В распоряжении каждого хана находились отряды, насчитывающие сотни воинов, эти отряды участвовали в междоусобных сражениях и совершали опустошительные набеги на ближайшие деревни.
Так как в долине Сват не было единого правителя, вражда между ханами, между семьями и даже внутри семей там не прекращалась никогда. Наши мужчины привыкли находиться в постоянной боевой готовности. До сих пор все они имеют винтовки, хотя не носят их с собой, как это делают мужчины, живущие в других районах. Мой прадедушка часто вспоминал, что в дни его юности редкий день обходился без перестрелки. В начале минувшего столетия жители нашей долины опасались, что их земли захватят англичане, державшие под контролем близлежащие районы. К тому же они устали от постоянного кровопролития. Для того чтобы прекратить междоусобицу, они решили найти справедливого и мудрого человека, который будет управлять долиной и разрешать все возникающие споры и проблемы.
