Удар коленкой попал прямо в солнечное сплетение. Тёма сидел, глотая воздух ртом и хлопая глазами, и в изумлении смотрел на Акиру.
А она, как ни в чем не бывало, встала, одернула свитерок, подошла к зеркалу и стала поправлять растрепавшуюся прическу.
— Так ты притворялась?
Тёму била дрожь, он с трудом выговаривал слова.
— Тебе не было плохо? Ты не укололась стрелой? И не теряла сознания?
Кира насупилась. Заплетая конский хвостик, она проворчала:
— А ты ваще… Шуток не понимаешь!
И она перехватила кончики волос красной резинкой.
— Ну и шуточки у тебя… Знаешь что!
У Тёмы дрожали губы. Нет, ЭТОГО он никогда не простит!
Тёма молча посмотрел на Акиру, которая вертелась перед зеркалом да еще что-то напевала себе под нос, молча отвернулся от нее и медленно, держась рукой за живот и стараясь отдышаться, стал спускаться по лестнице.
«Нам не страшен серый волк, серый волк, серый волк!» — слышалось со второго этажа пение Киры.
— Вот дура! Ненавижу! — пробормотал Тёма, с трудом доковыляв до папиного кабинета и залезая на диван под мохнатое шерстяное одеяло с узором — папа привез его с Карпат. Тёму бил озноб.
«Наверное, у меня температура», — подумал он.
В доме было довольно холодно. За окном уже почти стемнело. Шел то ли дождь, то ли мокрый мелкий снег. Пора было возвращаться в Москву, без всякого Курячьего бога, — о том, чтобы идти искать его к сторожу и думать было невмоготу. И вообще невозможно было себе представить, что вот сейчас надо выйти на улицу, в этот холод и мрак, под дождь и ветер, плестись пешком три километра до станции, а потом без билета ехать на электричке, а потом еще на метро с пересадкой и совсем уже ночью по темным московским улицам добираться до дому, чтобы получить заслуженный нагоняй от обезумевших со страху родителей.
— И все это она! — со злостью думал Тёма. Сейчас ему казалось, что абсолютно во всем виновата Акира. Это она подговорила его ехать на дачу, из-за нее они застряли здесь дотемна и сидят теперь в холоде и в голоде.
— Хорошо еще хоть при свете! — подумал Тёма, глядя на мигающую лампочку.
И лампочка тут же погасла.
— Тёма! — услышал он Кирин крик. — Тёма! Ну не надо! Пожалуйста! Ну прости! Я не буду больше! Включи, пожалуйста, свет! Я боюсь!
Это была правда. Тёма знал, что Кира вообще-то смелая, но темноты боится.
«А сама еще предлагала ночью лезть в курятник, — злорадно подумал Тёма. — Вот так ей и надо!»
Но, если честно, ему тоже стало не по себе.
— Это не я! — крикнул Тёма. — Это электричество выключили! У нас тут часто выключают! Ты иди сюда! Тут фонарик есть!
Тёма нашарил на папином столе фонарик и включил его. Сразу стало гораздо веселее. В луче фонарика танцевала пыль (давно мамы не было на даче), желтый круг высвечивал яркое веселое пятно во мраке комнаты.
Со второго этажа послышался жалобный стон.
— Я ничего не вижу! Глазик! Ну, пожалуйста! Приди за мной с фонариком! Тут страшно!
Тёма вздохнул, вылез из-под одеяла и поднялся наверх.
— Пошли! — сказал он мрачно и коротко, как подобает мужчине, не простившему женщине ГЛУПУЮ ВЫХОДКУ.
Тёма взял Киру за руку и повел вниз, освещая путь.
— А керосиновой лампы у вас нет? — спросила неблагодарная Акира, едва переступив порог папиного кабинета.
— Вообще-то, есть, — смущенно ответил Тёма. — Но я не знаю, где она.
На самом деле он знал, где лампа — вон она, стоит на шкафу, но как признаться, что он не умеет ею пользоваться? Тёме никогда не позволяли прикасаться к лампе — керосин горючий, это опасно.
— Хорошо, что хоть есть фонарик, — сказала Акира и, взяв сушку с обогревателя, забралась с ногами на диван. — Возьми сушечку, пока не остыла — с пылу, с жару!
Они сидели на диване, укутавшись одеялом, и грызли теплые сушки. За окном шел снег пополам с дождем. Света не было. Маленький кабинет хорошо прогрелся, но начинал уже выхолаживаться — обогреватель-то электрический.
— Что будем делать? — спросил Тёма. — Надо ехать домой. Скоро мы здесь совсем замерзнем.
— Ну, Глазик, — жалобно простонала Кира. — Давай подождем, пока дождь пройдет. Пожалуйста! Как мы сейчас поедем? Там холодно и мокро. И потом, нам же еще к сторожу ночью идти, мы же собирались ТАЙНО ОБСЛЕДОВАТЬ курятник.
Тёма посмотрел на Киру и понял, что она не говорит главного. Главное — не в том, что на улице холодно и сыро, а в том, что там темно и страшно. Ему тоже очень не хотелось туда идти. Но что делать?
— Значит, так, — сказал Тёма ТВЕРДО. — Ни в какой курятник мы не пойдем. И даже к сторожу не пойдем. Он уже спит. Папа сам ему потом ключи передаст. Подождем еще немножко, пока дождь пройдет, и поедем домой. Но до тех пор — выключим фонарь. Батарейки надо экономить. Как мы без света по дороге пойдем?
Тёма нажал на кнопочку, и фонарик погас.
Кира вздохнула.
— Давай что-нибудь рассказывать, — предложила она. — Только не страшное.
— Расскажи мне про своего папу, — попросил Тёма.
Кира замолчала, а потом вдруг забормотала быстро-быстро:
— Ну что тебе мой папа? Я же тебе уже говорила. Мой папа! Мой папа, типа, работает королем. Мой папа живет в Боливии. Он там очень занят. Я давно его не видела. Вот съезжу к нему, тогда все узнаю.
— Ладно, — сказал Тёма.
— Теперь ты что-нибудь расскажи, — предложила Кира.
— Я устал, — сказал Тёма. — Давай отдохнем немножко. Нам еще в Москву ехать.
Они замолчали. Но только Тёма прикрыл глаза, как Кира тронула его за локоть.
— Тём! — прошептала она. — Ты слышишь?
Тёма прислушался.
Под диваном кто-то тихо, но отчетливо хрюкнул.
«Поросенок? — подумал Тёма. — Наверное, убежал от сторожей. Вот молодец! Правильно сделал! Но как он тут оказался?»
К хрюканью прибавилось сопенье, пыхтенье и цокот копыт.
Под диваном явно кто-то был. И судя по цокоту, этот КТО-ТО уже вылез из-под дивана.
— Это не поросенок, — прошептала Кира, будто прочитав Тёмины мысли.
— Слишком громко топает!
— А кто же? — у Тёмы замерло сердце.
— Наверное, это ОН! — выдохнула Акира. — За нами пришел!
— Кто?
— Нечистый! — с ужасом прошептала Кира. — Стучит копытами! Или домовой! А может, Анчутка беспятый!
Тёма в ужасе посмотрел на нее. В темноте Кириного лица почти не было видно, только слегка вырисовывались очертания светловолосой головы.
