– Ну, почему же бывшим? И настоящим…
– Что?! – захлебнулся в крике Юрий Сергеевич.
Он метнулся к жене и наотмашь ударил ее по лицу.
Аида вскрикнула и, не удержавшись на ногах, упала, с гулким звуком ударившись затылком о мраморную столешницу журнального столика, стоявшего возле кресла.
Крохин какое-то время стоял над ней, пылая праведным гневом, но вдруг увидел, как возле головы Аиды и ножек столика расплывается лужица крови, заметно увеличивавшаяся в размерах. Он зачем-то оглянулся, словно пытаясь убедиться, что его никто не видит, а затем тихо позвал:
– Аида. Аидочка!
Но супруга молчала. Она лежала на боку, и Юрий Сергеевич видел ее полуоткрытое веко.
– Аида! – снова позвал он. И глупо добавил: – Что с тобой?
Потом медленно присел на корточки и приложил два пальца к запястью – пульса у Аиды не было.
Крохина бросило в жар, и он плюхнулся на пол, поскольку ноги уже не держали его.
«Убил, убил, убил», – гулко стучало в мозгу.
Он беспомощно оглянулся. Взор его упал на софу, на краешке которой лежал его сотовый. Дрожащими руками схватил его и быстро набрал нужный номер…
– Алик, это я…
Голос Крохина дрожал, и казалось, он вот-вот готов расплакаться. Киприани это почувствовал и быстро спросил:
– Слушаю тебя, Юра. Успокойся. Что случилось?
– Я Аиду убил, – прикрыв ладонью трубку, словно кто-то мог его слышать, произнес Крохин.
– Не понял, – недоуменно проговорил Альберт Иванович.
– Я Аиду убил, – повторил Юрий Сергеевич и добавил: – Нечаянно.
– Это точно? Может, она просто потеряла сознание? Так бывает….
– Точно, – с трудом ответил Крохин. – Она не дышит, и сердце не бьется… – Говорил он не очень связно, и фразы его были отрывисты. – Мы сильно поругались. Я ее ревновал к этому Веселову. Запретил ей с ним встречаться. А она сказала… Она сказала, что он ее любовник, понимаешь? Сказала с таким презрением… И ненавистью… Я не сдержался… И ударил ее. Я не соображал ничего, понимаешь? Она упала. И ударилась головой о наш мраморный столик. И кровь… Целая лужа. Она не дышит, понимаешь? Она умерла… Я убил ее, убил… Что мне делать, Алик?
– Ты звонил в полицию? – спросил Альберт Иванович.
– Нет, – проглотив комок, ответил Крохин. – Меня же посадят, Алик. И конец всему…
– Еще, кроме меня, ты кому-нибудь звонил?
– Нет, никому. Только тебе… Может, действительно сообщить в полицию? Я же не хотел ее убивать!
– Тебе, скорее всего, не поверят, – после недолгого молчания произнес Альберт Киприани. – Вы последнее время часто ругались, скандалили даже, и соседи наверняка слышали это. Еще обязательно всплывет история про ее любовника Веселова, а это будет значить, что у тебя имелся мотив убить Аиду. А потом, даже если ты сделал это не нарочно, все равно тебе грозит реальный срок. Убийство есть убийство, тут уж ничего не поделаешь.
– Меня посадят, Алик? – Отчаяние в голосе Крохина было безмерным.
– Посадят, если позвонишь в полицию, – ответил Киприани.
– И что же мне делать? Ты… Ты поможешь мне?
– Помогу, – после небольшой паузы произнес Альберт Иванович. – Иди в наш бар…
– Какой – «наш»? – переспросил Юрий Сергеевич, поскольку голова его совсем не соображала.
– В бар «Восточный округ». И сиди там, пока я тебе не позвоню. Звонить я буду около десяти часов из твоего дома с телефона Аиды, и ты сделаешь вид, что разговариваешь именно с ней. Называй ее по имени, попроси прощения, словом, делай все так, как будто разговариваешь со своей женой. И главное, чтобы этот разговор слышал официант и кто-нибудь из посетителей бара за соседними столиками.
– Зачем? – спросил Крохин.
– Чтобы сделать тебе алиби. Раз Аида звонила тебе из дома в районе десяти часов, значит, она в это время была еще жива, а ты сидел в баре. И ты будешь в нем сидеть, пока тебе не позвонят и не пригласят приехать домой. Понимаешь меня?
– Да, – ответил Юрий Сергеевич, все еще плохо соображая. – А кто мне позвонит?
– Полицейские, – ответил Альберт Иванович. И добавил, правда, не сразу: – Которые обнаружат Аиду мертвой. Это будет означать, что ее убили в то самое время, когда ты сидел в баре. Теперь все понял?
– Да, – закивал Юрий Сергеевич. – А как ты попадешь ко мне домой?
– Уходя из дома, оставишь ключи в почтовом ящике. Да, и еще включи телевизор погромче.
– Зачем?
– Ты хочешь, чтобы я тебе помог?
– Конечно, хочу, – быстро ответил Крохин.
– Тогда делай все, что я тебе говорю, – последовал ответ.
Они немного помолчали. Потом Киприани на всякий случай повторил:
– Итак, план такой… Ты включаешь телевизор погромче и уходишь из дома. Ключи от квартиры оставляешь в почтовом ящике. Приходишь в бар, садишься за столик и, когда я тебе звоню, делаешь вид, что разговариваешь с Аидой. И чтоб этот твой разговор слышал по крайней мере официант. Потом продолжаешь сидеть в баре, пока тебе не позвонят полицейские… Ну, все… Включай телевизор и действуй по этому плану…
Киприани положил трубку. Юрий Сергеевич, стараясь не смотреть на труп жены, включил телевизор, оделся и быстро вышел из квартиры. Едва ли не бегом он спустился на первый этаж, бросил связку ключей в почтовый ящик и вышел из подъезда.
Стояла ветреная, не декабрьская погода, а такая, какая обычно бывает в конце зимы, когда сильно вьюжит и колкие снежинки обязательно бьют в лицо, в какую бы сторону ты ни шел. Снежинки довольно ощутимо кололи лицо и шею (Юрий Сергеевич забыл надеть шарф), но Крохину казалось, что вовсе не снежинки, а осколки стекла впиваются в его кожу, причиняя боль. Ну а внутри его, там, где сердце и душа, было так препогано, что для описания этого трудно подобрать подходящие слова…
Зайдя в бар, Юрий Сергеевич заказал себе две порции виски. Отпив половину, он погрузился в изучение меню, но его глаза не видели строк: со страниц с цветочными виньетками на него смотрела невидящими глазами Аида, а под ее головой расплывалась темно-красная лужица крови. Дважды официант подходил к нему, спрашивая, готов ли он сделать заказ, но Крохин лишь отрицательно мотал головой. Наверное, он и не слышал вопросов официанта, поскольку уши были словно заложены ватой…
Киприани тем временем сел в свое авто и поехал на Измайловский бульвар. Не доезжая квартала до дома, где жили Крохины, он припарковался и заглушил двигатель. Затем вышел из машины, надел тонкие лайковые перчатки и направился пешком к дому под номером пятьдесят пять. Никем не замеченный, вошел в подъезд, достал из почтового ящика ключи, осторожно и неслышно ступая, поднялся на площадку второго этажа и, открыв дверь Крохиных, проник в квартиру. В глубине ее громко работал телевизор, и он направился на его звук. Войдя в комнату, служившую гостиной, Киприани увидел Аиду, лежащую на боку. Возле ее головы и вокруг ножек низкого журнального столика с мраморной столешницей расплылась темная кровавая лужица.
