– Так что, заключим соглашение? – вновь завизжали над ухом. Слепнева поежилась. В том, что Соломея старая дева, как считала Ольга, виноват был в первую очередь ее голос. – Согласна отдать кресло в обмен на молчание?
– А о чем вы согласны молчать, если я отрекусь… от престола?
– О твоей порочной связи с бывшим учеником Камилем Фатруддиновым.
– А с чего вы взяли, что я в ней состою?
– Я вас видела. Вы заходили, держась за руки, в отель на Арбате.
– При нем есть отличный ресторан, где подают фондю.
– А еще я читала вашу переписку!
– Вы посмели взять мой телефон? – вышла-таки из себя Ольга.
– Посмела. Уж очень любопытно стало, что за мужичок такой с тобой. И вон что оказалось! Бывший ученик – я проверила. Да еще и женатый! Ай-яй, Ольга Алексеевна. Смотрите, крылышки ваши ангельские отвалятся…
– Какая же вы дура, Соломея Георгиевна!
– Дуры ты, Оля! – парировала коллега, сделав ударение на местоимении. – Имеешь тайну, ставь на телефон пароль. Кстати, сообщения, которыми вы с Камилем обменивались, я скопировала. На всякий случай.
Оля чертыхнулась про себя. Переписка их была многолетней, так как телефон не менялся годами. Ничего пошлого, в основном поздравления с праздниками, и все же много нежных, выдающих чувства слов. И о встречах они договаривались именно в сообщениях. При Саше не поговоришь нормально, а эсэмэс отправить всегда можно.
– Хорошо, ваша взяла. Я откажусь от должности, – выдавила из себя Ольга.
А что оставалось делать? Ей-то все равно. Пусть Соломея разносит о ней сплетни. Чихать! Но подставлять Камиля она не хотела. До жены-креолки слухи дойдут вряд ли, но до матери, например, запросто. Ее племянница тоже учительница, работает в соседней школе.
– Я рада, что мы пришли к соглашению! – торжественно заявила Соломея.
– А теперь… Соломея Георгиевна… свалите в туман! – Эта фраза была из лексикона маленького Славика. – Я от вас устала. Хочу с нормальными людьми пообщаться… – Она налила в стопку бесцветное ситро и отправилась с ней к Вере Андреевне. – Споем, коллега?
– А давай! Знаешь частушку какую-нибудь? Но чтоб позабористее!
– Эх хвост, чешуя, не поймал я… Ничего!
– Слабенько. А теперь послушай мою! На горе растут цветочки, голубой до аленький, никогда не променяю….
– Большой на маленький! – подхватила астрономичка и, хлопнув себя по бокам, пустилась в пляс.
Глава 8
По квартире разнеслось рычание. Эти звуки издавал дверной звонок. Не соловьиную трель и даже не противное, на взгляд Бориса, «ку-ку». Именно рычание! Звонок сломался еще при первом отчиме (до этого он издавал мелодию «От улыбки станет всем светлей»), и его с тех пор никто не чинил.
Квартира досталась Боре в наследство. После того как его отец устроил дома пожар и погиб вместе с дочерью, им с матерью дали вот эту халупу – в старой жить было нельзя. Из нее Боря сбежал, когда отчим, который по счету, он не мог вспомнить, поднял на него руку. Сюда же и вернулся, покончив с бродяжничеством. Но в восемнадцать снова ее покинул – ушел в армию. Демобилизовавшись, снял комнату у одинокой старушки, пока не смог заработать на аренду отдельного жилья. Когда Боре стукнуло двадцать девять, мать скончалась, и «гадюшник» перешел сыну по наследству.
Рычание повторилось и стало агрессивнее – то есть визитер надавил на кнопку звонка с силой.
Нетерпеливую Лолу стал раздражать тот факт, что ей мгновенно не открыли.
– Мерзее звука, чем издает твой звонок, мне слышать не приходилось! – выдала она, едва Боря отпер дверь. – Все органы в шоке!
– Какие органы?
– Эти! – Она указала сначала на глаза, затем на уши. – Подъезд страшный, и в нем ужасно воняет.
Он расхохотался и сграбастал Лолу. Он так соскучился по ней! И пусть органы чувств она называет как угодно… Ему плевать!
– Эй, полегче, прическу помнешь! – проворчала Лола. Боря и вправду мог это сделать – одной рукой он обнял ее за шею, а волосы спускались до лопаток.
– Как ты красива, – выдохнул Боря, когда его отстранили. Лола казалась лилией, выросшей на помойке. Она была очень эффектна. И по мнению Бори, одной из самых сногсшибательных женщин. Убожество обстановки еще больше подчеркивала ее «эксклюзивность».
– Золотой статуи во дворе я не заметила, – продолжала играть в недовольную принцессу Лола. А у самой глаза сверкали. Рада была видеть Бориса. Тоже соскучилась…
Он подхватил Лолу на руки и, не слушая возражений, понес в комнату.
– Где мой сюрприз? – верещала она, а он затыкал ей рот поцелуями.
– Я люблю тебя, – выдохнул он, разомкнув губы.
Лола услышала от него признание впервые. До этого он говорил «обожаю». Ее глаза сверкнули, к счастью, сегодня она была без линз. А губы вспухли, напрашиваясь на новый поцелуй.
– Я тоже тебя люблю, – услышал Борис. Раньше на его «обожаю» она отвечала «Я тя лю!».
– Выходи за меня замуж! – выпалил он.
– Что?
– Ты слышала…
– Так это и есть сюрприз? – Она беззвучно рассмеялась. – Я согласна!
И сама впилась в его рот.
…Через какое-то время (сколько прошло минут – Боря не мог даже предполагать) они, оторвавшись друг от друга, решили перекусить. Голыми прошествовали в кухню. Лола взяла с тарелки заветревшийся сыр и отправила его в рот.
– Кто-то говорил, что у него много всякого мороженого! – сказала она, прожевав кусок и тут же взяв другой.
– Да. Я собирался провести дегустацию.
– Так давай сделаем это вместе! – Она плюхнулась на табурет и едва не свалилась с него, потому что две ножки болтались.
– Обязательно. Только сначала, пожалуйста, вымой посуду. А я достану мороженое.
– Как скажешь, мой генерал! – Она вскочила, вытянулась по стойке смирно и козырнула. Грудь ее при этом подпрыгнула так, что при взгляде на это Боря почувствовал возбуждение.
– Только оденься, прошу тебя. Иначе мы так и останемся голодными.
– Не во что!
– Я дам тебе что-нибудь. Минутку.
Он сходил в комнату за футболкой. Принес ее Лоле, помог натянуть.
Она встала к раковине, взялась за губку. Когда они жили вместе, Лола редко что-то делала по дому, в этом надобности не было. Но если у приходящей уборщицы был выходной, Лола без разговоров мыла посуду, не любила бардак в раковине. Ей казалось, что на грязной посуде размножаются бактерии с такой быстротой, что, если ее не помыть, они просто поглотят ее. А вот вещи за собой не убирала, кровать не заправляла, готовить не умела. И кривилась при виде грязного белья. Подцепляла его чем-нибудь, типа своей пилки, и отправляла в корзину.
