Национальные проблемы оставались мощной бомбой, заложенной под государство Габсбургов в результате дуалистического компромисса 1867 г. В июле 1914-го император и его окружение, втянув Австро-Венгрию в войну против Сербии и России, собственными руками подожгли бикфордов шнур, ведущий к этой бомбе. Репрессивная политика властей монархии в первые годы войны ускорила движение смертоносного огонька по шнуру; тем не менее у Габсбургов еще оставалась возможность погасить его. Для этого, однако, был нужен мир — и, как ни странно, отсутствие перемен на троне, поскольку Франц Иосиф, пользовавшийся, несмотря на свою старческую пассивность (а может, и благодаря ей), значительным авторитетом у большинства подданных, оставался «сильнейшим из существовавших [в монархии] центростремительных факторов» (Капп, II, 231).
* * *
Популярность Франца Иосифа была, несомненно, явлением иррациональным, ведь его нельзя назвать выдающимся правителем в полном смысле слова. Однако за долгие годы царствования три поколения его подданных настолько привыкли к нему, что императора-короля стали воспринимать как символ стабильности, постоянное слагаемое самой жизни, без которого невозможен нормальный ход событий. К тому же сдержанный характер Франца Иосифа, его неизменная вежливость и приветливость, трагические обстоятельства семейной жизни императора, вызывавшие сочувствие, наконец, сама его старость в «упаковке» государственной пропаганды, которая доносила до подданных благородные седины и твердый взгляд монарха, но ничего не говорила о его слабостях, нерешительности, первых признаках старческого маразма и прочих неприятных вещах — все это способствовало тому, что авторитет императора оставался неизменно высоким.
Его смерть, явно близкая, если учитывать возраст венценосного старца, ожидалась многими в Австро-Венгрии не как окончание очередного царствования или даже исторической эпохи, а как конец всего миропорядка, связанного с Францем Иосифом и его невероятно долгим правлением. Его предшественника не помнил почти никто — слишком давними были те времена. Его будущего преемника почти никто не знал. Кончина императора стала поэтому одним из основных психологических факторов, предопределивших крах монархии. После ухода Франца Иосифа Австро-Венгрия на всех парах понеслась к горькому концу — zum bitteren Ende.
В последние дни жизни императору суждено было перенести еще одно потрясение. 22 октября 1916 г. во время обеда в одном из венских ресторанов был застрелен премьер-министр Австрии граф Карл Штюргк. Убийцей оказался Фридрих Адлер — сын «императорского и королевского социалиста» Виктора Адлера, тоже социалист, но куда более радикальный, чем его отец. На следствии Адлер-младший показал, что не питал к Штюргку ненависти, но хотел терактом привлечь внимание к нарушению в Австрии конституционных свобод и недопустимости продолжения консервативного курса, который олицетворял покойный премьер. Штюргк действительно был классическим габсбургским бюрократом — лояльным, исполнительным, лишенным больших политических талантов и, наверное, годившимся для столь высокой должности в. эпоху мира и спокойствия, но не в годы войны и намечавшегося внутриполитического кризиса. Казалось, что выстрел Адлера достиг цели не только в буквальном, но и в политическом смысле: преемником Штюргка стал Э. фон Кёрбер, уже бывший премьером в 1900—1904 гг., один из наиболее способных и либеральных чиновников старой Австрии. Возникла надежда на реформы, которую подкрепили акты 4—5 ноября об автономии Галиции и независимости Польши. Но уже через несколько дней 86-летний Франц Иосиф заболел воспалением легких, и к середине ноября стало ясно: воюющей стране суждено пережить новый катаклизм — смену государя.
Утром 21 ноября, несмотря на высокую температуру, старый император находился в рабочем кабинете, где разбирал и подписывал бумаги. И на пороге смерти Франц Иосиф не утратил железной самодисциплины и старомодной приверженности этикету: когда ему доложили, что наследник и его жена ожидают аудиенции, старик, сидевший за столом в халате, потребовал принести военную форму. «Когда мы вошли, — вспоминала позднее супруга Карла Зита, — император произвел на нас вполне нормальное впечатление и, несмотря на слабость и жар, говорил обычным тоном. Сказал, что счастлив получить благословение папы, и порадовался победам нашей армии на румынском фронте». Однако развязка была близка. Вечером Франц Иосиф отправился спать на два часа раньше обычного, велев камердинеру разбудить его в половине четвертого утра (всю жизнь император вставал очень рано). Но больше он не проснулся.
Спальню умершего заполнило множество людей. Придворные, адъютанты, слуги крестились, многие плакали. Вошла младшая дочь императора, Мария Валерия, опустилась на колени у постели отца и вложила в его руку распятие. Эрцгерцог Карл — собственно говоря, уже император Карл I — на минуту вышел в соседнюю комнату и увидел там немолодую женщину, которую строгий камердинер не желал пропустить в императорскую спальню. Карл узнал Катарину Шратт, подошел к ней и, мягко взяв под руку, повел к смертному одру Франца Иосифа. Женщина долго смотрела на покойного, который, наверное, лишь для нее одной не был ходячим символом, воплощением монархии и династического принципа. Фрау Шратт заплакала, прошептала молитву и положила на грудь старого императора две белые розы. Подруга Франца Иосифа прожила еще более 20 лет. Она не оставила мемуаров и категорически отказывалась общаться с журналистами.
30 ноября 1916 г. по улицам Вены прошла траурная процессия. У капуцинской церкви, где старому императору предстояло найти последнее пристанище вместе со многими поколениямии Габсбургов, был соблюден традиционный погребальный ритуал. Обер-гофмейстер двора постучал позолоченным жезлом в двери склепа, за которыми с зажженной свечой в руке стоял глава монашеского ордена капуцинов. «Кто просит разрешения войти?» — спросил из-за двери монах. «Его Величество Франц Иосиф I, Божией милостью император австрийский, король венгерский и чешский, далматинский, хорватский, славонский и галичский», — сказал гофмейстер. «Не знаю его», — прозвучал ответ. Снова раздался стук жезла, и монах повторил свой вопрос. Гофмейстер опять назвал императора и его более краткий, так называемый малый титул. «Не знаю его», — вновь раздалось в ответ. Стук повторился, и на третий вопрос монаха гофмейстер ответил: «Твой брат Франц Иосиф, бедный грешник». «Да, знаю его», — послышалось из-за дверей склепа, и они отворились. «Бедный грешник» ушел в историю. Его государству оставалось два года жизни.
КАРЛ ПЕРВЫЙ И ПОСЛЕДНИЙ
Вопреки традиционному протоколу императорских похорон новый монарх шел за гробом своего предшественника не один, а с одетой в черное с головы до пят супругой и четырехлетним наследником. Многие истолковали это как лишнее подтверждение слухов о том, что Карл I находится под сильным влиянием «этой итальянки» Зиты. Действительно, молодой императрице предстояло сыграть заметную роль в краткой истории царствования последнего Габсбурга.
Зита, происходившая из пармской ветви династии Бурбонов (ее отец Роберт был последним герцогом Пармским, потерявшим трон в результате объединения Италии), отличалась твердым и энергичным характером. В 1911 г., в возрасте 19 лет, она вышла замуж за Карла по любви — случай нечастый среди высшей аристократии. Как отмечает биограф последней австрийской императрицы Т. Гриссер-Печар, «Карл уважал ее не только как жену, но и как образованную советницу, которая была способна уравновесить его собственные недостатки. Именно тот факт, что он прислушивался к ее советам, привел многих к мнению, будто император находится «под каблуком». Им трудно было объяснить иначе... сильное интеллектуальное влияние [Зиты]» (Griesser-Pecar Т. Zita. Pos-ledni CHsarovna. Praha, 1994. S. 16). В действительности же это был гармоничный союз двух любящих, еще совсем молодых людей, которые старались поддержать друг друга, не дать себе и своей половине сломаться под бременем обрушившейся на них ответственности.
