Дальнейший осмотр узилища ни к чему не привел. Крохотное окошко под потолком могло пропустить сквозь себя разве что кошку. Существо более крупное не пролезло бы, а толстые прутья решетки, вмонтированные в бетон, окончательно рушили все планы побега. Дискомфорт прошел, забрав с собой болезненные ощущения, да и голова перестала болеть так отчаянно, как в самом начале. Это позволило Пашке начать более тщательный осмотр.
Бетонные стены уходили куда-то глубоко под землю. Можно было, конечно, сделать подкоп, однако беглый осмотр на предмет наличия шансового инструмента тоже оказался неудачным. Можно было попытаться совершить подкоп подручными средствами, используя в качестве орудия, например, пряжку от ремня, но глубина подкопа, время, затраченное на процедуру, и банальное появление противника в момент операции ставили под сомнение и этот вариант.
Мелькнула шальная мысль, что явится Библиотекарь и, как в прошлый раз, вытащит попавшего в неприятность подчиненного, даже особо не пожурив. Однако босс был в Москве, за него оставался Байт, и тот был уверен, что Пашка и без помощи родного отдела прекрасно справится. Шестьдесят второй в этом мире также пребывал в блаженном неведении, ибо отправил пришлого агента на задание с одним из лучших своих сотрудников. Пол-потолок темницы перегораживали толстые бревна, и в одно из них был вбит толстый костыль, на котором старые хозяева, возможно, что-то подвешивали. Прикинув, что если постараться подпрыгнуть и уцепиться одной рукой за костыль, то второй, при должном усилии, можно дотянуться до люка, Пашка скинул куртку.
В первый раз не получилось допрыгнуть до железки, во второй тоже, а вот третья попытка оказалась удачной, и повиснув над полом, Кочетков качнулся и ударил кулаком по крышке. Ничего. Нанесенный удар не только не открыл запоры, а даже не пошевелил преграду, наказав Пашку парой отвратительно болезненных заноз. Спрыгнув вниз и матерясь что есть силы, Кочетков опустился перед солнечным пятном света, проникающим через бойницу, и начал их вытаскивать.
И тут пришло новое ощущение, которое Пашка позже назвал отторжением. В глазах начали плясать круги, складываясь в причудливые узоры, а затем разбегаясь в разные стороны и вновь сходясь в этом замысловатом танце. Тошноты как таковой не наблюдалось, но дрожь, начинающаяся откуда-то из желудка, неприятными нарастающими волнами расходилась по телу, достигая каждой клеточки, каждого атома, каждого кровяного тельца или холестериновой бляшки. Ноги и руки слушаться перестали, а шею вдруг свело такой сумасшедшей судорогой, что Пашка сквозь все это мракобесие все же умудрился испугаться за целостность собственных шейных позвонков. Медленно заваливаясь на бок, он отчетливо понимал, что сейчас, или скоро, очень скоро, будет еще хуже, однако попытки достать таблетки из кармана неизбежно заканчивались провалом, а руки, двигаясь хаотично, скованные, как у больного церебральным параличом, не давали смахнуть со лба выступившие на нем крупные градины пота.
И тут наверху что-то ожило. Послышались голоса, застучали по полу подошвы сапог, и в резко распахнутый люк хлынул свет и сильный запах табачного перегара.
– Что я тебе говорила! – рыкнула Кали на кого-то, скрывающегося в тени. – Отторжение! Самое натуральное! Он не прекурсор, посмотри на него, так сыграть невозможно!
Выпадая из реальности, Кочетков будто что-то почувствовал, но ощущение это пронеслось настолько мимолетно, поверхностно и непонятно, что в мгновение ока было забыто и похоронено.
Пашка в тот момент и правда выглядел не важно. Мокрый, как мышь, от пота, на боку, со скрюченными конечностями, трясущейся головой и выпученными глазами – такого не держать в заточении, а спасать надо. Что-то наверху вновь загромыхало, и вниз опустили стремянку. Едва она коснулась пола, как по ней лихо, как моряк на судне, слетела Кали, и на ходу вырывая из футляра шприц, ринулась к изгибающемуся от страшных спазмов Драйверу.
Укола Пашка даже не почувствовал. Ему в тот момент было не до тонкой иголки, впившейся в бедро. Мыслей тоже не было. Голова была девственно пуста, и только крутящая, все нарастающая боль снежным комом накатывала, забивая собой все остальные ощущения. Еще немного, еще несколько минут, и, наверное, вытеснила бы она из Пашки все человеческое, оставив после себя корчащийся на полу, безумный кусок мяса.
Когда боль начала отступать, странное чувство какого-то неправильного присутствия, неудобства, неловкости и смущения одновременно снова вернулось, но Драйвер по понятным причинам его проигнорировал. Следовало бы, конечно, себе доверять, и в другой ситуации он почти наверняка бы к себе прислушался, но общее физическое и моральное состояние не давали особого выбора. Долгожданная тишина и спокойствие наконец приняли его в свои ласковые объятья.
В этот раз все было гораздо проще, комфортней и удобней, чем несколько часов назад. Пробуждение было хоть и безрадостным, но особенных неприятностей не принесло. Отсутствовали раздражающие факторы, дурное самочувствие и запах гниющей органики. Голова болеть перестала, и дискомфорт быстро улетучивался, оставляя удивительную легкость в членах. В голове, впрочем, тоже можно было хоть танцы устраивать, настолько она сейчас была свободна от мыслей, но Кочетков поспешил списать это временное явление на ударную дозу медикаментов.
Немного помедлив, прислушиваясь, принюхиваясь, и вообще стараясь определить, где оказался, Пашка приоткрыл глаза и, осторожно оглядевшись, отметил, что теперь уж он точно не в том сыром, мрачном подвале, в котором находился буквально пару часов назад. За время отключки его вытащили из погреба и уложили на топчан, наспех застеленный лоскутным одеялом. Чьи-то заботливые руки обработали рану на затылке и наложили повязку, сняли обувь и верхнюю одежду, и что удивительно, рядом с кроватью на тумбочке оказался большой пластиковый стакан с холодной водой.
Осмотреться как следует Пашка не успел, так как скрипнула дверь и в комнату вошла Кали, что-то напевая себе поднос. Увидев, что Кочетков очнулся, она смущенно кивнула и осторожно присела на стул рядом.
– Как чувствуешь себя? – осторожно поинтересовалась она. Голос у девицы был тихий и явно виноватый.
– Как будто тебя стукнули по голове чем-то тупым и тяжелым, а затем предал напарник, и тебя постарались замуровать заживо, – жизнерадостно поделился Кочетков. – А ты как? Вижу, цветешь и пахнешь. Красотка!
– Я могу все объяснить, – Кали густо покраснела и отвела глаза.
– Попробуй. – Кочетков пожал плечами и, откинувшись на подушку, скрестил руки на груди. – А я послушаю. Может быть, и найду смысл в твоих словах.
На лице девушки отразилась нешуточная внутренняя борьба.
– Понимаешь, все очень сложно. Мы боимся. Боимся, что нас найдут, и все старания пойдут прахом.
– И кто же такой страшный разыщет ваше чудное ОПГ?
– Прекурсоры, – тихо, почти шепотом произнесла Кали, как бы опасаясь, что ее может услышать кто-то посторонний. Шутку про организованную преступную группировку она, по-видимому, пропустила мимо ушей.
– Вот незадача. – Пашка сокрушенно покачал головой. – А травить их не пробовали?
