– Допустим. А охотники на кабана?
– Видишь, дикий вепрь скачет, увлекая за собой всадников? Он заманивает их в туман! Так человек, одержимый какой-либо идеей, может легко попасть в ловушку иного мира. Дальше. Булькающий котелок – вовсе не обед для обитателей рыцарского замка. У кельтов это непременный атрибут пиршественного зала владыки потустороннего царства, символ изобилия и бессмертия… в нем варилось то ли пиво для богов, то ли свинина для героев.
– Сказки… – буркнул Матвей. – Выдумки для детей. Или для инфантильных взрослых.
Астра пропустила колкость мимо ушей.
– Русалка являет собой, с одной стороны, образ утопленницы, а с другой, как ты правильно заметил, – существо, пожелавшее перейти из подводного царства в мир людей. Чувствуешь, все образы так или иначе обыгрывают переход?
Карелин ничего не чувствовал, кроме недоумения, граничащего со злобным весельем. Что за чушь он слушает? Впору хохотать до упаду.
Астра, поглощенная своими фантазиями, не замечала его настроения.
– Про голову на блюде я уже говорила, – продолжала она. – Карнавал и любовники в масках символизируют вечную тайну бытия: истинное лицо мира всегда скрыто, даже в моменты интимнейшей близости невозможно постичь его суть.
– А горящее чучело?
– Кельтского бога грома и молнии можно было умилостивить сожжением жертвы, – глубокомысленно изрекла она. – Прослеживаешь сходство с гибелью баронессы? Я как раз собиралась обратить твое внимание именно на это.
– Ах, да! – хмыкнул Матвей. – Русалка, надо полагать, у нас Марина Степнова, а горящая соломенная баба – госпожа Гримм. Замечательно! Просто чудесно. И как в эту трогательную картину вписывается Млечный Путь и пасущаяся корова? Хотя что я спрашиваю – корова дает молоко, Путь называется Млечным, вот и связь. Таким способом можно объединить совершенно разные вещи, какие угодно!
– Кстати, да. Где-то я читала, что Млечный Путь древние считали молоком небесной коровы. Есть богиня, которую изображали коровой или женщиной с коровьими рогами на голове, – это египетская Хатхор. Между прочим, она провожает усопших в загробный мир. Только вкусив даров Хатхор…
– …они становятся своими среди чужих! – помог ей закончить мысль Матвей. – Не так ли?
– Так.
– Изумительно! Опять муссируется тема путешествия на «тот» свет. А обратно попасть можно?
Астра медлила с ответом.
– Думаю, да, – наконец вымолвила она. – Ночь Самхейна – самое подходящее время.
– С меня хватит! – вспылил он, невольно вспомнив прогулку по Сретенке в костюме Брюса. – Я не мертвец! Как видишь, я не исчез и не собираюсь рассыпаться в прах в лучах солнечного света. От твоих намеков самый нормальный человек свихнется!
– Я ни на что не намекала. Тебе показалось.
– Как бы не так!
– Странно, почему ты злишься?
Матвей остыл, заговорил более мягким тоном:
– Извини. Я не привык к подобным разговорам. Чувствую себя идиотом. На чем мы остановились?
– На богине Хатхор. В Месопотамии ее отождествляли с Иштар, в Греции – с Афродитой…
– Стоп! С Афродитой, – повторил Матвей. – Конечно. Как я не догадался? Ниточка привела нас от коровы к статуе Афродиты в венке из живых цветов. Потрясающе.
В его словах сквозили ирония и раздражение.
– Это цветы мандрагоры. Я нашла их в Интернете. И корень тоже…
– Ах, и корень? Да, да… Знаменитая мандрагора, которая истошно кричит, когда ее вырывают из земли. Ты поклонница Гарри Поттера? Если мне не изменяет память, в одной из книг про этого юного волшебника упоминается о мандрагоре. Ты еще ребенок, Астра, – с улыбкой заключил он. – Восторженная и наивная выдумщица. Или талантливая актриса. Я пока не раскусил тебя!
– Твердый орешек? – не обиделась она. – А насчет мандрагоры ты не прав. Это растение не из детских книжек. Это великая и ужасная колдовская трава из страны магов! Между прочим, Афродиту еще называли Мандрагоровая Дама.
– Оказывается, сей корешок – мистическая принадлежность самой Афродиты! – дурачился Матвей. – Сколько нового я узнал за сегодняшний день!
– Еще не все. Остался обычай бросать монетки в фонтан.
– Не удивлюсь, если и это безобидное суеверие не что иное, как таинственный обряд загадочных кельтов. Я прав?
– Почти. Кельты действительно бросали украшения и другие ценности в воду священных источников. Так же поступали инки, а древние египтяне верили, что испивший из источника Хатхор уже не возвращается в земное существование. Я думаю, обычай жертвовать воде отражает желание людей обеспечить себе возможность вернуться в земной мир, задобрив божество водной стихии. Это стремление выражается у современных людей подсознательно… поэтому они находят для своих поступков рациональное объяснение.
Карелин промолчал. В дебри подсознательного лезть опасно – запросто можно оказаться на больничной койке и без помощи «источника Хатхор» отрезать себе путь к жизни среди нормальных людей. На языке вертелся вопрос о виселице, но он не рискнул его задать.
Астра сама заговорила об этом.
– Существует поверье, что мандрагора вырастает под виселицей… из семени повешенного. А кто испробует напитка, приготовленного из нее, полюбит навеки.
– О-о… мне становится интересно, – протянул Матвей. – Универсальное приворотное зелье всех времен и народов. Некоторые дамы много бы отдали, чтобы заполучить этакий напиток. Только где его взять-то? Нынче преступников к повешению не приговаривают – вышло из моды. Да и виселицу днем с огнем не найдешь.
Астра как будто не замечала его сарказма, сдобренного мрачным юмором.
– Кельты придавали большое значение числу «три», – сказала она. – Оно воплощало в себе силу, совершенство и… мотив тройственной смерти. Ради удачного предприятия трех богов следовало ублаготворить тремя способами: одну жертву утопить в воде, другую сжечь, а третью…
– …повесить! – с угрюмой ухмылкой добавил Матвей.
– Ага. На священном дереве.
– Я начинаю восхищаться этими кельтами. Чудные ребята! Традиции у них полны гуманизма и любви к ближнему. Небось их романтические боги, наряженные в звериные шкуры и вооруженные до зубов, обожали наблюдать за агонией умирающих под шелест тенистых дубрав и журчание магических ручьев. А вокруг сочно зеленели реликтовые папоротники и шумел орешник…
Астра смотрела на него во все глаза. Такого красноречия она не ожидала.
– А при чем тут вообще кельты? – заводился он.
– А при чем тут Хэллоуин? – не отступала она. – Почему древнейший из языческих праздников не только не канул в небытие, но возрождается и покоряет Америку, Европу, а теперь и Россию?
– Скажи еще про коллективное подсознательное, вспомни Фрейда и Юнга!
