Боря попытался пошевелить пальцами на ногах, но их тоже как будто приклеили к полу. Что творилось с Олей, было не совсем понятно. У неё стало какое-то каменное, не двигающееся лицо. На самом деле Оля уже мысленно прикидывала, как потише и побыстрей расправиться со взломщиком. Огреть его по голове табуреткой или откусить ему палец, когда негодяй попытается нащупать шпингалет.
Но всё произошло по-другому. Негодяй (а точнее, негодяйка) не стал просовывать в дырку голову и даже не попытался открыть окно с внутренней стороны. Вместо этого жуткий чёрный силуэт оторвался от земли, завис ненадолго в воздухе, а потом…
В то, что случилось потом, не поверили ни Боря, ни Оля. Мы бы тоже, кстати, не поверили, будь мы очевидцами тех жутких событий. Прикольские решили, что они спят и снится им один сон на двоих (с близнецами это иногда случается). Потому что одно дело – оторваться от земли, на это способен всякий. Ну, может, и не всякий, а, например, индийский йог – Прикольские видели его один раз в цирке. А вот сделаться желеобразным, скукожиться до размера кота и просочиться через маленькое круглое отверстие способен далеко не всякий.
Но Авдотья Чемодановна Свирепова была способна на вещи куда кошмарнее. А это была именно она.
Глава 2
На третьей полке сверху
Очевидно, что Авдотья Чемодановна Свирепова была женщиной колоссальной – как снаружи, так и внутри. Всё в ней было большим: сердце, душа, размер ноги ((9-й), челюсть обширная, как сжатая нива, рост, занесённый в Книгу рекордов Гиннесса, бородавки, количество которых удваивалось день ото дня, и конечно же чемодан. Свой возраст и вес Авдотья Чемодановна скрывала от окружающих как истинная леди. Но, судя по количеству продуктов, съедаемых Свиреповой ежедневно, вес был отнюдь не бараний. В первый же день пребывания в доме Прикольских Авдотья Чемодановна сломала их напольные весы и чуть не проломила пол в мансарде, запнувшись о порог своей новой спальни.
Где именно будет жить Авдотья Чемодановна, категорически решила она сама. Первым делом она обошла в доме все комнаты (включая спальню Изольды Тихоновны, что привело ту в натуральное бешенство) и в конце концов остановила выбор на мансарде.
– Я буду жить тут, – объявила Авдотья Чемодановна, ставя чемодан на пол совершенно пустой, пыльной комнаты с голыми стенами и грязным полом.
– Но кто вы такая? – робко поинтересовался у неё папа. Он был не выспавшись и поэтому многого недопонимал.
– Зовите меня просто: Чемодановна, – сказала Авдотья Чемодановна Свирепова, что было очень мило с её стороны.
Признаться, каждый раз называть её Авдотьей Чемодановной Свиреповой – это довольно утомительное занятие даже для рассказчика. Что уж и говорить о бедных членах семьи Прикольских, которым, видимо, предстояло прожить с Авдотьей Чемодановной Свиреповой всю оставшуюся жизнь.
– Это что, такая фамилия? – растерялся папа.
Чемодановна смерила папу испепеляющим взглядом.
– Это отчество, – отчеканила она. – Ещё вопросы есть?
– А вашего папу звали Чемодан? – спросила Оля и хихикнула.
– Вот именно!
– Но позвольте, с чего вы взяли, что мы хотим, чтобы вы у нас жили? – не унимался папа. Без мамы (она все ещё спала и ничего подозрительного не слышала) он чувствовал себя жалким и беспомощным перед этой странной, пожилой, циклопических размеров женщиной.
– Кстати, да, – вступила в разговор Изольда Тихоновна.
Она, в отличие от папы, в отсутствии мамы чувствовала себя как дома. Иной раз, забывшись, она называла папу «мой дорогой» и «котик», что ужасно злило Олю, расстраивало Борю и смущало самого папу. Он не любил, когда посторонние женщины звали его котиком, особенно если рядом не было мамы.
– Почему вы решили, – сказала Изольда Тихоновна, – что останетесь тут жить? И вообще, по-моему, вам уже пора. А то я сейчас пойду и вызову полицейских с собаками.
– Цыц, – только и сказала на это Чемодановна, не удостоив Кикиморову даже взглядом. – Ольга и Борис Эдуардовичи, помогите открыть чемодан!
Похоже, новая гостья тоже чувствовала себя у Прикольских как дома.
Оля и Боря бросились выполнять приказ. Если честно, они не сводили с чемодана глаз уже добрых полчаса. С тех самых пор, как Чемодановна просочилась к ним в дом через оконную дырочку. Он был неописуемый, этот чемодан – то есть в прямом смысле слова.
– Какой у вас замечательный чемодан! – воскликнул папа. – Моего любимого зелёного цвета!
– Ты хотел сказать коричневого, – поправил его Боря.
– Не коричневого, а оранжевого, – вставила Оля (это был её любимый цвет).
– Красного! – не удержалась Изольда Тихоновна, а потом добавила: – Так я полицию вызываю?
– Подождите, Изольда Тихоновна, – прошептал папа. – Я сначала у неё паспорт попрошу. – Он откашлялся и громко сказал: – Можно мне ваш паспорт попросить?
– Разумеется нельзя, – отрезала Чемодановна.
– Но почему?! – опешил папа. Он не привык, чтобы старые женщины вели себя, как какие-то полководцы или фельдмаршалы.
– Потому что у меня его нет.
– А где он? – насторожился папа.
– Он у вас.
– У меня?!
– Вот именно. У вас в шкафу. На третьей полке сверху, лежит под стопкой нижнего белья и ничего ему не делается, – отрапортовала Чемодановна.
Оля опять хихикнула, а Боря промолчал – он всё ещё пытался разобраться с замысловатым замком на чемодане. Ему казалось, что замок… э-э… как бы это получше выразиться… словом, живой. Замок то и дело хихикал (совсем как Оля) и пытался от Бори ускользнуть.
– Вы заблуждаетесь, – вдруг разулыбался папа и стал неистово двигать бровями, подавая Изольде Тихоновне какие-то знаки.
Папа (кстати, мы забыли сказать: его звали Эдуард Константинович – почти как великого изобретателя Циолковского, только наоборот)… Итак, папа вдруг всё понял. Он понял, что перед ним – сумасшедшая. Скорее всего, эта пожилая женщина сбежала из специальной лечебницы. Иначе как объяснить то, что одета она в пижаму и полосатый халат с капюшоном? И всё остальное тоже как объяснить?
Кажется, Кикимора тоже всё поняла. Потому что она вдруг попятилась к двери, стараясь не привлекать к себе внимания.
– Стоять! – взревела Чемодановна, чем моментально пригвоздила Изольду Тихоновну к полу. – Ну, вот что, – уже тише добавила Чемодановна, опускаясь в шикарное кожаное кресло с пуфиком для ног. Боря мог бы поклясться, что ещё минуту назад никакого кресла в комнате не было. – Я продрогла до самых костей и сейчас буду принимать ванну с пеной.
