— Вы Павел?
Мужчина окинул ее взглядом и кивнул:
— А вы, очевидно, Вероника?
— Не знаю, почему это очевидно, но я Вероника, — он ей не понравился, Ника поняла это с первого взгляда и даже вопросов никаких задавать этому самовлюбленному и явно высокомерному человеку она не хотела. Но делать это придется — Бальзанов настаивал на разговоре с детективом.
Павел, очевидно, почувствовал ее напряжение и неприязнь, но вида не подал:
— Думаю, нам будет удобнее где-то в кафе. Как вы смотрите на «Боско»?
— Мне все равно.
— Тогда идем туда.
Они расположились за столиком у стены, заказали кофе, и Павел открыл папку:
— Ну, что, давайте я расскажу, что мне удалось накопать за это время. Записывать будете?
— Будет видно, — уклонилась Ника, хотя блокнот достала, — вы говорите, я по ходу решу.
Он удивленно посмотрел на нее:
— У меня больше не будет времени для встреч с вами.
— Не заплачу, — заверила Стахова не совсем любезно, — у меня хорошая память, все, что сочту необходимым, я зафиксирую.
Детектив покачал головой и начал рассказывать, то и дело заглядывая в свои записи. Ника слушала и понимала, что большую часть материалов она уже отработала сама — что-то по рассказам Людмилы, что-то нашла в интернете. И только за одну фразу она зацепилась:
— …парню сейчас двадцать четыре года, насколько я понял, с матерью он не виделся.
— Стоп-стоп! Какому парню и с какой матерью? — перебила она.
— А я не сказал? У Луцкой есть взрослый сын. Знаете — ошибка молодости, родила в пятнадцать лет, он у ее матери воспитывался.
— Погодите… и что — об этом никто не знал? В смысле — никто в тусовке?
— Я так понял, что нет.
— А сам Луцкий?
— С Луцким мне пока встретиться так и не удалось. У меня сложилось впечатление, что он избегает любых контактов, заперся в загородном доме и никуда не выходит.
— Мне кажется, это по-человечески понятно. Все-таки у него жена погибла, пусть даже они вместе и не жили.
— Да, я тоже так подумал, потому оставил беседу с ним до более удачных времен.
— А домработница? Юлию вы опросили?
Павел взъерошил волосы и признался:
— А вот тут начинается самое непонятное. Я договорился встретиться с ней вчера, место выбрали, я приехал, прождал ее больше двух часов — ну, мало ли, пробки, еще что. Она так и не пришла. А вечером позвонил ей домой, так подружка, с которой она квартиру снимает, сказала, что Юлия с утра собрала часть вещей и уехала, даже телефон не взяла, так и оставила на тумбочке. Пропала. Я попытался поискать через аэропорты и вокзалы — ничего, гражданка Гриневич Юлия Михайловна билетов не покупала и никуда не выезжала.
Ника задумалась. Исчезновение домработницы, нашедшей тело Натальи, было весьма некстати — именно от нее она надеялась получить какую-то информацию о следах на теле и общей обстановке в квартире.
— Так, может, она и не уезжала никуда? Просто съехала с квартиры? Ну — другую сняла, например?
— Возможно. Но чтобы это проверить… — Павел развел руками.
— Да, действительно… Ладно, оставим это. Вы мне лучше про сына Луцкой подробнее расскажите.
Павел сделал большой глоток кофе, откашлялся, как диктор перед выступлением, и начал:
— Здесь тоже информации немного. В пятнадцать лет Наталья пережила бурный роман с мужчиной старше себя. Результатом явилась беременность. Но рассказала она матери обо всем уже тогда, когда ничего, кроме родов, сделать было нельзя. Родился мальчик, мать оформила опекунство, об отце никто больше не слышал. Позже Наталья уехала в Москву — учиться, окончила факультет журналистики, пару месяцев поработала в одном журнале — его сейчас уже не издают. Внешность у нее была яркая, ну, думаю, вы видели снимки? Соответственно в середине девяностых девушка с такой внешностью могла неплохо устроить свою жизнь, и не работая журналисткой в газете «Гудок». А потом появился Луцкий.
— И что же — она ему не сказала о сыне, как вы думаете?
— Думаю, что нет. Но материально она парня обеспечивала от и до, он и сейчас в Америке находится, по-моему, даже не в курсе, что матери больше нет.
— Вам не кажется, что это странно? — спросила Ника, глядя на детектива в упор, — ей чудилось что-то фальшивое в его манере разговаривать. — Мать не приехала на похороны, сын вообще не в курсе.
— Посмотрите на это с другой стороны, — посоветовал Павел, покручивая чашку на блюдце, — мать Натальи вполне могла скрыть смерть дочери от внука, потому что как он мог бы появиться на похоронах, в качестве кого?
— Логично, — согласилась Ника, — но тогда выходит, что Луцкий не знал о его существовании.
— Выходит, что не знал, — кивнул Павел, — но что это нам дает?
— Вы правы — ничего. Просто еще одна странность, которых в этом деле слишком много, — вздохнула Стахова.
— Вы тоже заметили? — оживился Павел, отодвигая чашку. — Про бриллианты и их исчезновение слышали?
— Разумеется.
— И что думаете?
Ника пожала плечами:
— А что тут думать? Пропадают непонятным образом камни на астрономическую сумму — и нет даже заявления в полицию. Может, они и не пропадали вовсе?
— Меня тоже посетила эта мысль. Но тогда — где они?
— Наталья могла арендовать ячейку в другом банке — разве есть какое-то правило на этот счет?
— Могла. Но тогда зачем она оповестила об их пропаже всех вокруг?
— Чтобы создать видимость того, что они пропали… — и тут Ника осеклась — а ведь действительно. Наталья могла поднять шум как раз для того, чтобы спрятать камни и потом через какие-то свои каналы реализовать их. Та же владелица ювелирного дома, у которой она их покупала, могла ей в этом помочь.
— Вот! — уцепился тут же за версию Павел. — А зачем ей это, как вы думаете?
«Стоп, хватит! Вот этими догадками я уже делиться не буду. Что-то мне подсказывает, что не стоит», — подумала Ника и улыбнулась:
— А вот над этим я еще не подумала. Даже не знаю…
— Вот и я не знаю. Эти камни достаточно сложно реализовать, чтобы это было незаметно. Если только какие-то свои каналы…
Ника неопределенно качнула головой, словно подтверждая, что и такая версия может иметь место, а сама думала, как бы поскорее отделаться от детектива — он начал задавать вопросы, на которые ей не хотелось отвечать. В целом картина, которую нарисовал Павел, ничего нового Стаховой не открыла, кроме разве что наличия у Луцкой сына. И об этом поговорить, судя по всему, не с кем — только с матерью покойной, а как до нее добраться, Ника не представляла.
