— Тю… да он с вашего петанка сразу на самолет — и в Киев, а оттуда по горячему…
— Шустрый мальчик… — пробормотала Ника. — И теперь, надо думать, зреет русский бунт — бессмысленный и беспощадный? Это, я так понимаю, не летучка, а несанкционированный митинг?
— Правильно понимаешь. Ребята не хотят писать под цензурой, и если Федя не договорится с инвестором о редакционной политике, все напишут заявления.
— Ого, прямо революция…
Ника выпустила Ленину руку и откинулась на спинку стула, обдумывая, что же теперь делать. Если все зашло так далеко — то что ей-то делать? К кому примкнуть? Понятно, что по закону уволить, например, Филонова просто так невозможно. А вот всех остальных — запросто. И настрой у народа соответствующий.
У Вересаева зазвонил телефон, он встал и вышел из кабинета. Тихонов, опираясь о столешницу, поднялся и громко спросил:
— Ну, и что решим?
Раздался гул — журналисты заговорили все одновременно, и Саныч, поморщившись, хлопнул ладонью по столу:
— Так, базар-то не разводите! Давайте проще — кто хочет уйти, если Федя не договорится с инвестором?
Поднялся лес рук. Тихонов окинул кабинет взглядом и удовлетворенно подытожил:
— Ясно. Значит, этого и будем держаться.
В это время вернулся Вересаев, и его лицо было еще более красным, чем обычно, — того и гляди, куратора хватит гипертонический криз:
— Тихо! — рявкнул он, и журналисты от удивления умолкли. — Короче, братцы-кролики, дело обстоит так: кто не хочет работать — выход у меня за спиной. Положенные выплаты получите. Кто хочет — остается и будет знакомиться с новым главредом.
Новость повисла в воздухе, все молчали, было слышно только, как в унисон дышат более десятка человек. Ника обхватила руками голову и раскачивалась туда-сюда — она понимала, что сейчас останется и без работы, и без защиты, потому что Бальзанов вряд ли оставит при ней охранника. А в том, что она пойдет со всеми, и в первую очередь с Филоновым и Тихоновым, у нее не было ни малейшего сомнения. Предавать людей, которые в нее поверили, Ника Стахова никогда не умела.
— Ну, что умолкли? — подстегнул Вересаев. — Заявления на стол — и можете быть свободны.
Первым отошел от шока Тихонов, вынул из стола пачку бумаги, выдернул из нее лист и быстро написал заявление. Размашисто подписав его, поставил точку и толкнул лист по столу в сторону Вересаева. Тот взял, пробежал глазами и кивнул:
— Принято. Еще желающие есть?
В кабинете поднялся гул, по рукам пошли листы и ручки, все как один строчили заявления, используя в качестве поверхности кто стену, кто стул, а кто — спину товарища. Пачка заявлений перед Вересаевым все увеличивалась, дошла очередь и до Ники. Когда она положила свой листок, ей на секунду показалось, что в глазах куратора на миг промелькнуло удивление. «Да и черт с ним! Тоже знает, кто меня сюда устроил», — со злостью подумала она, возвращаясь на место, так как никто помещения не покидал. Собрав все заявления, Вересаев оглядел кабинет и спросил:
— А чего ждете?
— Знакомства с новым главредом, — за всех ответил Тихонов, — вдруг его личность настолько поразит нас масштабом, что мы одумаемся и заберем заявления назад?
Вересаев долго смотрел на Тихонова, словно старался понять, шутит тот или говорит серьезно. Саныч же улыбался и излучал дружелюбие, однако Ника видела его прищуренный левый глаз и понимала — ничего хорошего не будет.
— Так что, господин куратор, явите нам нашего возможного начальника или так и отпустите в неведении? — подстегнул Тихонов, и Вересаев очнулся:
— Посидите минут пять, он из офиса «Нортона» спускается.
Тут все как по команде вынули сигареты и закурили — терять было уже нечего, заявления подписаны, правил нет. Ника покосилась на Вадима — он, бедолага, в ужасе взирал на то, как со всех сторон закуривали.
— Ты в коридор выйди, оттуда меня будет видно, — посоветовала она шепотом, — а то надышишься здесь.
Он вышел и устроился на стуле в коридоре так, чтобы видеть Стахову. «Жаль, что придется с ним расстаться, он мне нравится, — думала Ника, тоже закуривая. — Как же мне теперь быть? То, что Бальзанов без колебаний выделил мне охрану, говорит только об одном — я права и все зло от Луцкого. И Павла сегодня убрали по его приказу — точно. Но вот что он хотел мне сказать? Что еще он нашел, чем хотел поделиться немедленно?»
Она пришла к выводу, что это мог быть только новый адрес Луцкого — то место, где он скрывается сейчас. Больше ничего насторожить Луцкого уже не могло — сына Натальи вычислили, то, что Наталья жива и скрылась где-то, — тоже. От нечего делать Ника полезла в телефон, чтобы проверить почту — там было пять новых писем. Она открыла ящик — два предложения кредита от банков, одно от Ирины с новой фотографией сына, еще одно — реклама спа-салона, а вот пятое… Пятое было от Павла. Дрожащей рукой Ника нажала клавишу «открыть» и увидела всего одну строку — «AF 1845 суббота». Что это могло обозначать, Ника даже приблизительно не понимала, крутила телефон и думала, думала… Латинские буквы, четыре цифры и день недели — что это? О чем это? Но ничего в голову не приходило.
Ее раздумья были прерваны вошедшим в комнату толстеньким человечком с абсолютно лысой головой и пузиком, обтянутым тонкой кофтой. На нем были ботинки на толстой подошве — видимо, чтобы казаться хоть немного выше.
— Доброго дня вам, — поклонившись, проговорил он басом, и все покатились со смеху — настолько диссонировал голос с внешним обликом. — Зовут меня Арсений Вениаминович, я ваш новый главный редактор.
Сидевший рядом с Никой Тряпичников наклонился к ней и шепнул:
— Если меня зрение не подвело, то этот пузырик в ботах — бывший редактор одного весьма-а-а специфического сайта. Они там на полном серьезе про инопланетян писали и про то, что Россию охраняют марсианские войска.
Ника прыснула в кулак и ткнула Тряпичникова ногой. Тот разогнулся и принял непринужденную позу, с удовольствием наблюдая за тем, как корчится от сдерживаемого хохота Ника.
Будущий главред в буквальном смысле понес — про божью помощь, космизм и необходимость «фильтровать базар». После этой фразы ржать в голос начали все — никто уже не считал нужным скрываться.
— Интересно, он шапочку из фольги перед дверью снял? — вполголоса произнесла Ника, и все, кто сидел вокруг нее, заржали с удвоенной энергией.
Стахова посмотрела на Тихонова — он единственный пытался сохранить серьезное лицо, но ему это удавалось плохо, и рот его то и дело кривился в ухмылке, которую Саныч старательно давил.
— Все, я не могу больше! — первым заявил Тряпичников и встал. — Это после Филонова нам инвестор вот это… чудо в ботах предлагает? Вы как хотите, а я не с Марса упал.
Все загалдели и начали вставать с мест. И тут бас главреда перекрыл весь гул:
