— Будь я проклят, — усмехнулся Лукас. — Ты ревнуешь, не так ли? Вот почему ты ударила ее.
— Не говори глупостей, — горячо возразила Шерис. — Но ты мог бы и предостеречь меня, Лукас. Там, где я жила, мужчины не заставляют своих невест обедать с бывшими возлюбленными.
— Черт побери, она никогда не была моей возлюбленной. Я время от времени встречался с ней, но не регулярно, и не только с ней. Она дала мне понять, что доступна, и мы иногда неплохо проводили время. Вот и все. Когда она вышла замуж за Ньюкомба, наступил конец нашим отношениям. Она напрасно хвастается, что может вновь прибрать меня к рукам. Я не путаюсь с чужими женами.
— А если бы она не была замужем?
Он улыбнулся:
— Зачем мне она, если у меня есть ты?
Шерис вспыхнула и отвернулась. Но когда она продолжила расспросы, голос ее прозвучал твердо:
— Если вы так хорошо проводили время вместе, почему ты не женился на ней?
— Если бы мужчина женился на каждой женщине, за которой волочился, у него в конце концов оказалась бы куча жен, голубушка. Ты что, собираешься предъявлять мне счет за все, что я сделал до того, как ты здесь появилась?
— Ты не ответил на мой вопрос, Лукас. Почему ты не женился на ней, когда у тебя была такая возможность?
— Я мог бы ответить, что подумал: из нее не получится хорошей жены. Но на самом деле я тогда вообще не собирался жениться. Ну что, это уменьшило твою ревность?
— Я не ревную, — настойчиво повторила Шерис.
— Конечно, нет, — улыбнулся он.
Она вздохнула.
— О, я сейчас закричу! Отвезите меня домой, мистер Холт. Хватит с меня на сегодня ваших ужасных разговоров.
— Да, мэм. — Лукас усмехнулся и тронул с места коляску.
Поездка прошла в молчании. Когда они приехали на ранчо, он передал коляску Маку и проводил Шерис в дом. Она подождала, пока Лукас зажег лампу, чтобы осветить ей дорогу в спальню. Резкий вопрос, брошенный, когда она уже входила в комнату, остановил ее на пороге:
— Кто такой Джоуэл?
— От кого ты слышал это имя?
— От тебя. Она напряглась.
— Я разговариваю во сне?
— Нет, но ты бормочешь, когда пьяна. В его голосе не чувствовалось ни намека на шутку. И выражение лица стало мрачным. Шерис насторожилась.
— Джоуэл — мой друг. Мы выросли вместе. А что?
Что я такого сказала?
— Ты говорила отцу, что не хочешь за него замуж. Что его любит Стефани, а не ты. — Лукас подошел к ней совсем близко и заставил посмотреть себе в глаза. — Почему ты убежала от отца, Шерис?
Она уже готова была закончить разговор, но внезапно поняла, что скрывается за его вопросом.
— Ты думаешь, я та девушка, о которой говорил мистер Баскет, не так ли?
— А разве нет?
— Мне казалось, что я тебе уже рассказывала о себе, — заметила она. — Но чтобы ты больше не сомневался, мне, наверное, следует сказать, что моего отца зовут Джон Ричарде. Хэммонд — моя фамилия по мужу. — Какой искусной лгуньей она становится! — Видимо, следовало сообщить тебе об этом раньше, но мне это не казалось важным.
— Антуан Хэммонд?
— Нет, конечно. Я презираю Антуана! — импульсивно воскликнула она, затем взяла себя в руки. — Может, я упоминала Антуана той же ночью, когда так много выпила?
— Да.
— Почему ты подумал, что он мой муж?
— Ты называла его своей любовью.
— О, — пробормотала она. — Как это объяснить?
— Действительно, как, Шерис? — мягко спросил он. Он провел пальцем по ее подбородку, потом рука скользнула ниже, к плечу, и осталась там, сжимая его достаточно крепко, чтобы Шерис не могла уйти. Он намерен держать ее так, пока не получит ответа. Может, пришло время сказать правду или хотя бы часть ее?
— С Антуаном я познакомилась очень давно, Лукас. Я тогда была молода и наивна, а он был светским человеком, галантным и потрясающе красивым. Мне казалось, что я влюблена, хотя на самом деле, наверное, просто наступил тот возраст, когда человеку необходимо влюбиться, что я и сделала. Это я поняла теперь, но в то время была слишком очарована, чтобы задаваться вопросами. — Она говорила с горечью, и глаза ее потемнели от воспоминаний. — Антуан оказался мерзавцем и лжецом. Он…
Шерис побледнела, она внезапно осознала, что сама стала такой же. Если Лукас когда-нибудь узнает, как она лгала ему…
— Он что?
Она опустила глаза.
— Ему требовалось от меня только одно. К счастью, я вовремя узнала об этом.
— Ты хочешь сказать, что спасла свою девственность?
Она посмотрела ему в глаза и тихо ответила:
— Да.
— Но свое сердце ты дарила довольно свободно. А я считал, что твой муж — единственный мужчина у тебя в прошлом. В кого еще ты считала себя влюбленной, кроме Антуана?
В ней вспыхнул гнев. Как он смеет смеяться над ее унижением? Она вспомнила Фиону. Лукас весьма небрежно обращался со своими прежними увлечениями! Какое у него право расспрашивать ее?
Она мило улыбнулась и пожала плечами:
— Надеюсь, ты не ждешь от меня ответа на такой вопрос, Лукас. Я не из тех женщин, кто ведет счет.
— Так много, а? — усмехнулся он. Она в раздражении стиснула зубы. Негодяй! Но теперь слишком поздно менять тон. К тому же ей все еще хотелось рассердить его.
— Да, так много. Что поделать, если я непостоянна? Он покачал головой с насмешливым сочувствием.
— Так много увлечений, и в результате только один муж… пока. А кого ты любишь сейчас, Шерис?
Его губы приникли к ее губам. Он не ждал ответа. Любовь — это не для них. Ему совершенно безразлично, любит ли она его, раз уж он получил то, что хотел. Но она не позволит ему… снова. Она не хочет… чтобы он… занимался с ней любовью…
Когда ее руки, сдаваясь, обвили его шею, Лукас поднял ее и отнес в постель. Его маленькая девственница. Она может не любить его и быть лгуньей, но ее тело не лжет. Она принадлежит ему. Во всяком случае, сейчас.
Глава 24
Шерис томно потянулась и открыла глаза. Через несколько секунд ее взгляд упал на обнаженную мужскую грудь. Сознание подсказывало, что ей следует ужаснуться. Проспать всю ночь рядом с мужчиной, проснуться рядом с ним, как будто они женаты, в то время как на самом деле… Он не обязан жениться на ней только потому, что лишил ее девственности. Да он и не догадывается об этом.
Конечно, ей следовало возмутиться, что он все еще в ее постели и пользуется всеми преимуществами мужа, не связывая себя узами брака. Но, по правде говоря, она была бы ужасно разочарована, если бы он ушел после ночи, полной столь страстной любви. Как хорошо, что он здесь и к нему можно прижаться!
