Стефани никогда не завидовала Шерис! Она нежно любила сестру. Но сейчас Шерис получит то, чем Стефани жаждала завладеть больше всего на свете, — Джоуэла Паррингтона. Ах, как она хотела заполучить его! И страдала от собственного бессилия. Он достанется ее сестре. Особую боль причиняла мысль, что Шерис к нему равнодушна.
Ей приходилось мириться и с этим — сестра не любила Джоуэла. Да и, он никогда не смотрел на Шерис так, как смотрел на Стефани, — с восхищением, которого не мог скрыть. Если бы ему предоставили право выбора, она не сомневалась, кого бы он предпочел. Но выбора у него не было. Так же, как и у Шерис. Если бы только отец не был таким деспотом!
Если бы Шерис вышла замуж раньше! Если бы ей еще не исполнилось двадцать и у нее было время выбирать! Если бы она влюбилась в кого-нибудь другого! Шерис смогла бы бороться за себя. Она способна поспорить с отцом, чтобы отстоять свое счастье. Ведь добилась же она, чтобы оставили в доме Чарли!
Но какой смысл надеяться на чудо, когда до свадьбы осталось всего два месяца? Сердце Стефани разбито, и никто ей не сможет помочь. Но если она так страдает уже сейчас, что же будет потом? После свадьбы они собираются переехать в дом на этой же улице. Разве она сможет видеть их, зная, что они… Она не вынесет этого.
Стефани открыла ящик стола и достала засунутые туда бумаги. Ей недавно попалось на глаза брачное объявление в газете «Нью-Йорк тайме». Если она не может выйти за Джоуэла, то обвенчается с кем-нибудь, живущим далеко отсюда, чтобы никогда больше не видеть мужа сестры. Она написала три письма: два — мужчинам, которые сами опубликовали свои объявления, а третье — в агентство.
Стефани просмотрела письма еще раз. В них явно преувеличивались ее достоинства. Зачем она лжет? В ней нет ничего плохого, и она может стать кому-то замечательной женой. Или послать только одно письмо? Если она останется в Нью-Йорке, ее сердце окончательно будет разбито.
Стефани снова взяла объявление владельца ранчо в Аризоне. Она попыталась припомнить уроки географии. Да, Аризона далеко отсюда. И хозяин ранчо вполне подходит. Может, он владеет огромным поголовьем скота, о таких она слышала.
Она прочла все объявление целиком. Ей не хватало года до требуемого возраста, но можно немножечко приврать и написать, что ей восемнадцать. «Должна быть сильной и здоровой». На здоровье она не жаловалась, но у нее никогда не было повода проверить, насколько она сильна. «…Придется много работать». Что ж, она сможет, если это необходимо, но она настоит на том, чтобы нанять по крайней мере полдюжины слуг. «Пришлите фотографию». Ха! Значит, он хочет знать, что получит, и надеется на нечто большее, чем на обычную деревенскую простушку.
Стефани мысленно улыбнулась, достала чистый лист бумаги и начала письмо Лукасу Холту.
Шерис вошла в кабинет отца. Огромный портрет матери украшал стену за письменным столом. Она знала, что он часто разворачивался на своем кожаном кресле и смотрел на портрет. Маркус Хэммонд горевал как никто и отказывался жениться снова, утверждая, что никакая другая женщина не сможет сравниться с его покойной женой. Друзья уже давно бросили попытки сватовства, оставив Маркуса один на один с драгоценными воспоминаниями.
Хэммонд, сидя за столом, просматривал газеты. Шерис очень мало знала о его делах — только то, что они были весьма разнообразны: каучуковая компания, пивоваренный завод, мебельная фабрика, фирма, занимающаяся импортом, дюжина пакгаузов и конторские здания.
Отец не собирался передавать бразды правления в ее руки. Ее не готовили к этому. Здесь крылась главная причина, по которой отец хотел сам выбрать ей мужа. Когда-нибудь этот человек станет управлять всем, чем владеет Маркус Хэммонд.
Маркус поднял глаза, и Шерис улыбнулась;
— Извини, что побеспокоила тебя, папа. Я искала Чарли. Ты его, случайно, не видел?
Ясные голубые глаза сверкнули из-под темно-золотистых бровей.
— Здесь? Ты же знаешь, я его не слишком радушно принимаю. И он знает об этом.
— Я только спросила, не видел ли ты его.
— Нет, не видел. И надеюсь, что не увижу, — резко бросил он. — Держи его подальше от меня, Рисси.
— Да, папа, — вздохнула Шерис. Она покинула кабинет и направилась к кухне.
"Бесполезный лентяй» — так отец называл Чарли, и еще «бродяга». Шерис не думала, что Чарли станет так много значить для нее, когда нашла его, избитого, окровавленного, и выходила.
Шерис вошла на кухню не в самый удачный момент. До нее донесся тихий плач, затем громкие причитания. Когда она открыла дверь, повар немедленно вернулся к своим котелкам. Дженни, спустившаяся в кухню выпить чашку чая, сделала последний глоток и, проскочив мимо хозяйки, побежала наверх. Помощник повара стал яростно чистить картошку.
Двое стояли у стола: миссис Этертон, экономка Хэммондов, и новая горничная с нижнего этажа, которую Шерис видела только раз. И это маленькое создание громко плакало. На полу валялась разбитая чашка из голубого кобальтового сервиза, привезенного матерью Шерис из Франции. Это была одна из восьми чашек, которые Шерис приказала упаковать, чтобы взять с собой в новый дом. Бесценное сокровище, которое она намеревалась когда-нибудь передать своим детям. Шерис любила этот сервиз, его сложный узор и тонкие золотые ободки.
Она наклонилась, чтобы собрать осколки, ощущая боль в сердце. Остальные семь чашек стояли на стойке, рядом с коробкой. Шерис вздохнула. Если бы она не решила взять их в свой новый дом, они все целые и невредимые стояли бы в шкафу в столовой!
Увидев выражение ее лица, горничная снова принялась причитать;
— Я не хотела, мисс! Это вышло случайно, клянусь. Не позволяйте ей отсылать меня.
Шерис вгляделась в суровое лицо миссис Этертон.
— Я уволила ее, мисс Хэммонд, — пояснила экономка. — Мне следовало сделать это раньше. Эта девушка мечтает, ничего не делает да еще и бьет посуду.
— Если она часто бьет посуду, не следовало поручать ей упаковывать чашки, — ответила Шерис.
Миссис Этертон вспыхнула, а горничная быстро заговорила:
— О, мисс, упаковывать должна была Молли, но она последние три дня плохо себя чувствовала и попросила меня помочь.
— Значит, вы сами взяли это на себя?.. Примите мои извинения, миссис Этертон, — сказала Шерис.
Экономка, собрав все свое достоинство, кивнула. Горничная обратила удрученный взор сначала на экономку, затем на хозяйку.
— Дайте мне еще одну возможность, мисс! Клянусь, я стану работать лучше. Я не могу вернуться назад в Файв-Пойнтс. Пожалуйста, не отсылайте меня назад!
— Файв-Пойнтс? — Миссис Этертон внезапно пришла в ярость. — Ты сказала мне, что приехала с фермы, находящейся на севере штата. Значит, ты солгала?
— Вы ни за что не наняли бы меня, если бы узнали, что я из Файв-Пойнтс!
Шерис слушала с отвращением. Она не могла винить убитую горем бедную девушку. Сама она никогда не бывала даже рядом с Файв-Пойнтс, но знала, что в этой части Манхэттена находятся самые отвратительные трущобы, в том числе печально известный старый пивоваренный завод. Люди там ютились в ветхих, грязных лачугах. Ежегодная статистика убийств, грабежей и других преступлений ошеломляла. Никто чужой не чувствовал себя в безопасности на этих улицах. Подумать только: бедное дитя, которому, очевидно, не больше пятнадцати, выросло в той среде и отчаянно пытается вырваться оттуда!
