Славяне не интересовали Запад. Иезуиты и тайные тамплиеры проводили указания своих римских магистров, у которых были свои собственные планы. Иностранцы, в прямом и переносном смысле разыгрывавшие перед мальчиком-царем на Яузе потешные бои, формировали российские войска и российскую политику. Именно российскую! Здесь важно наконец-то чувствовать нюанс в слове, придуманном папским легатом Поссевино.
Солдаты, да, они интересовали Запад… В этой связи нелишне еще раз напомнить имя конюха Сергея Бухвостова, потому что с него началась российская армия, вернее, Преображенский полк, опять же созданный иностранцами. Он первый русский солдат, и пришел он из Лефортова. Кем был удалец? Кому служил? Неизвестно.
Петром руководили. Он проявлял в политике столько инициативы, сколько позволяли иезуиты и тамплиеры, имевшие конкретное лицо — имя и фамилию. Например, бельгиец Франц Тиммерман, в его руках целиком были русская армия и флот, он контролировал материальное оснащение войск и тыла. Его власти позавидовал бы нынешний министр обороны… Шотландец Патрик Гордон командовал генеральным штабом, состоял на службе царскому престолу с 1661 года, знал Россию лучше всякого русского… Яков Брюс, генерал-фельдмаршал, главный идеолог престола, его прошлое «глубоко западное»… Когорта иезуитов и тамплиеров слагала «гнездо Петрово», только подконтрольные дела они доверяли славянам.
В этой связи совершенно иной смысл обретает известное изречение Петра: на государеву службу рыжих и косых не брать. Рыжими и косыми он называл знатных тюрков, которые остались верны старой вере. Они вызывали раздражение и ненависть царя. Конечно, им не находилось места в той огромной бюрократической машине, которую создавал царь. Лишние для России люди.
Если это не узаконенная узурпация Западом власти в России, то что?
Молодой русский царь не представлял собой ничего, он проводил дни и ночи напролет в Немецкой слободе, где пьянствовал сутками. Гуляя, учился уму-разуму, отсюда и воспитание, вернее, полное отсутствие его, на что обращали внимание едва ли не все иностранцы, общавшиеся с ним. Царь с детства был предоставлен лишь самому себе, в отличие от сестры Софьи, у которой были учителя и наставники.
В письме Апраксину в Голландию Петр писал корявым подчерком: «Купи мне лимонов… да не забудь о рейнвейне. Больше мне ничего не нужно, разве что привезут математические инструменты, то купи». Образование Петра оставляло желать много лучшего, он был полуграмотным, хотя и подписал множество указов и распоряжений. На занятиях проявлял неусидчивость, «вязкость» ума, что определялось его врожденной болезнью.
С таким диагнозом он не мог вести себя иначе. Невозможно. Это был явно не герой…
От того, что царь держал в руках плотницкий топор, он не стал плотником. От того, что сел на трон, не стал царем, сколько бы его не восхваляли. Всю жизнь томился непомерным тщеславием, на котором играли, как на струнах гитары. И эту музыку выдавали за русскую. То были аккорды затухающей восточной мелодии… Его безумие с каждым годом принимало все более и более маниакальную форму: мания величия не давала царю покоя ни днем ни ночью. Лучшего средства погубить династию и страну, пожалуй, и нет.
Едва ли не первое свое «царское» дело (Азовский поход) Петр проиграл. Его неопытная армия была перебита в бою с турецким гарнизоном.
Выигрыш, на который рассчитывали авторы той военной кампании, был в другом — с похода на Азов началось покорение старообрядческой Татарии. В документе от 1695 года так и сказано: «Царь пошел на тот берег реки…» Имелась в виду Ока. Поражение под Азовом — это запланированная победа! Вернее, маневр, отвлекающий противника. Не войдя в военное соприкосновение с турками, Россия победила, она без боя оккупировала Дон, сделав это руками казаков, которые вошли в войско Петра. Вот что было главным!
Начиная войну, русские связали донских татар кабальным военным союзом. Он-то и был политической победой при военном поражении. Война с Турцией перевела отношения двух стран — Татарии и России — на новый уровень. Дон, который был «бесхозным» субъектом Крымского ханства и общался с Москвой через царский Посольский приказ, теперь, в условиях военного времени, становился как бы своим, русским. Его дела от Посольского приказа приняли внутренние московские приказы.
Казаки тем самым де-юре признали русского царя своим атаманом и предводителем. Российская бюрократия, ведомая иезуитами, без боя получила страну. Городишко Азов ее не интересовал, он был лишь городишком в той стране…
Тем не менее для завершения дела требовался второй Азовский поход, иначе военный союз с Донской Татарией распался бы. На том настаивал Рим, создававший на Западе мощную коалицию против турков… Однако как проходил второй поход, осталось загадкой истории. Ее неразгаданной тайной. Официальная версия о том, что, мол, русские, окружив город высоким земляным валом, расстреляли турецкий гарнизон из пушек, рассчитана на слишком легковерных людей. Военная история знает подобные примеры осады, но это очень долгий прием.
Соорудить за неделю земляной вал под непрерывным обстрелом неприятеля вряд ли возможно. Нужны тысячи лопат, сотни тачек и подвод, доски. Если учесть, что летом ночь коротка, а днем земля в степи звенит, как камень, нужны еще и кирки… много кирок. Откуда они у армии солдат, а не землекопов? Речь идет о гигантском инженерном сооружении, на возведение которого требуются многие месяцы даже в мирное время.
Кстати, куда потом, после войны, исчез тот рукотворный вал?
Видимо, что-то было не так. Потому что есть другая версия, с таким же набором «аргументов». Она нелестно выставляет Россию и ее молоденького царя, которого турки соблазнили и после утех ему без боя отдали город, да еще подарили красивого петуха… Петру взять Азов помог порок, с которым он прожил всю жизнь. Но победа есть победа. Даже такая.
С тех пор города Татарии обрели новые имена. Биринчи стал Брянском, Бурунинеж — Воронежем, Кипензай — Пензой, Курсык — Курском, Тулу — Тулой… Царю Петру принадлежала старообрядческая Татария с ее беспокойным Доном. Москва и ее хозяева по своему усмотрению давали имена людям и городам.
Границы России раздвинулись, приблизившись к Кавказу и Турции…
Столица встречала героя торжественно. Руководил церемонией царский советник Андрей Виниус, человек-тень, как все иезуиты.
«Московские жители с изумлением смотрели на шествие, какого еще до сих пор не видывали, и более всего удивлялись тому, что сам царь… скромно идет за колесницей Лефорта», — писали историки о том торжестве. И верно, такого русские еще не видывали, победитель плелся за повозкой подчиненного, он боялся огласки своего подвига.
Собственно, его деяние было не новым, оно в традиции римской истории: точно так побеждал император Юлий Цезарь, вслед которому тоже кричали: «Царица».
Добавить сюда еще что-то трудно — факт передает политическую обстановку тех лет. А творилось необъяснимое. Славяне даже воевали теперь по-новому, они уступали одну прежнюю позицию за другой, будто нарочно, чтобы быть на вторых ролях в своей собственной стране, чтобы смиренно идти «за колесницей Лефорта».
