– Именно, – с жаром подтвердила Гарриет. Это она знала точно – ей пришлось разбирать такую ситуацию в предпоследнем романе. – Все, что было перед самым ударом, должно было бесследно исчезнуть из памяти. Он даже мог потом встать и чувствовать себя нормально, хоть и недолго.
– Если не считать головной боли, – добавил мистер Кирк, любивший точность. – Но в общем это верно, как пишет доктор. Он мог сколько-то времени ходить и заниматься своими делами…
– Например, запереть дверь за убийцей?
– Вот именно, в том-то и беда.
– Затем, – продолжила Гарриет, – его наверняка одолели головокружение и сонливость, так ведь? Он пошел, например, попить или за помощью, и тут.
Память вдруг показала ей открытую дверь погреба, зиявшую между черным ходом и судомойней.
– Упал с лестницы в погреб и там умер. Дверь была открыта, когда мы пришли, – я помню, как миссис Раддл просила Берта ее закрыть.
– Какая жалость, что они не заглянули внутрь, – проворчал суперинтендант. – Не то чтобы это помогло бы покойному – он уже давно был мертв, – но если бы вы знали, вы бы могли сохранить дом in status quo, как говорится.
– Мы бы могли, – сказал Питер с ударением, – но, честно говоря, мы были к этому совершенно не расположены.
– Да, – задумчиво согласился Кирк, – я и не думаю, что вы были к этому расположены. Нет. Если подумать, это причинило бы вам большие неудобства. Но все равно жаль. Потому что, как видите, нам почти не за что зацепиться, и это факт. Бедного старика могли убить где угодно – в покоях хозяев, в каморке прислуги, в опочивальне дражайшей супруги.
– “Матушка гусыня”, – торопливо сказал Питер. – Не там, не там, дитя мое
[141]
. Фелиция Хеманс.
Пойдем дальше. Сколько он прожил после того, как его ударили?
– Доктор говорит, – вставил констебль, – от получаса до часа, судя по гемо-чему-то.
– Геморрагическому поражению? – спросил Кирк, беря в руки письмо. – Оно самое: геморрагический инсульт коры головного мозга. Это серьезно.
– Кровоизлияние в мозг, – сказал Питер. – Боже мой, у него была куча времени. Его могли вообще вне дома стукнуть.
– Но как вы думаете, когда это произошло? – спросила Гарриет. Она видела, как Питер старается снять с дома все подозрения на соучастие в убийстве, и досадовала, что продемонстрировала неравнодушие к этому вопросу. Питера это отвлекало, поэтому она старалась держаться сдержанного делового тона.
– Это, – сказал суперинтендант, – нам предстоит установить. Вечером в прошлую среду, если сопоставить отчет доктора с другими показаниями. Принимая во внимание свечи, уже в темноте. А это значит… Гм! Пожалуй, надо еще раз позвать этого самого Крачли. Похоже, он последний, кто видел покойного живым.
– Входит очевидный подозреваемый, – беспечно сказал Питер.
– Очевидный подозреваемый всегда невиновен, – в тон ему заметила Гарриет.
– В книгах, миледи, – уточнил мистер Кирк со снисходительным кивком в ее сторону, словно говоря: “Ох уж эти дамы, да хранит их Бог!”
– Ладно, ладно, – сказал Питер, – не надо впутывать в дело наши профессиональные предрассудки. Ну что, суперинтендант? Нам ретироваться?
– Как хотите, милорд. Я был бы рад, если бы вы остались. Вы бы могли мне помочь, раз вы всю механику знаете, так сказать. Хотя у вас же медовый месяц, а угодили вы прямиком в улей… – закончил он в сомнении.
– Да-да, – подхватила Гарриет. – Медовый месяц в улье. Растерзан ульем.
– Лорд Байрон! – крикнул мистер Кирк чересчур поспешно. – Растерзан ульем. Нет, как-то не клеится.
– Попробуйте “на потеху”, – предложил Питер. – Ладно, мы постараемся. Как я понимаю, курить в суде не возбраняется. К какому дьяволу я засунул спички?
– Пожалуйста, милорд, – сказал Селлон. Он достал коробок и зажег спичку.
Питер с любопытством посмотрел на него и заметил:
– Вот как! Вы левша.
– Смотря для чего, милорд. Пишу правой рукой.
– Только спички зажигаете и эдинбургский замок таскаете?
– Левша? – спросил Кирк. – А ведь и правда, Джо. Я надеюсь, что ты не тот высокий убийца-левша, которого мы ищем?
– Нет, сэр, – лаконично ответил констебль.
– Вот ведь заварушка была бы? – сказал его начальник, хохоча от души. – Пересудам конца бы не было. А теперь сбегай за Крачли. Хороший парень, – продолжил он, обращаясь к Питеру, когда Селлон вышел из комнаты. – Упорный, но не Шерлок Холмс, если вы понимаете. Медленно схватывает. Иногда мне кажется, что ему толком не до работы последнее время. Женился слишком рано, вот в чем дело, и детей завел, а это для молодого полицейского – одна обуза да и только.
– Ах! – сказал Питер. – Вообще, супружество – печальная ошибка.
Он положил руку на плечо жены, а мистер Кирк тактично углубился в свои записки.
Глава VIII
Фунты, шиллинги и пенсы
Моряк:
Дик Рид, клянусь, стараться смысла нет:
Он с совестью легко договорится,
А помощи ты от скупца не жди.
Рид:
Коль не помогут просьбы и мольбы
Смягчить такое каменное сердце,
Я прокляну его – и будь что будет
[142]
.
“Арден из Феверсхема”
Садовник подошел к столу со слегка воинственным видом, словно ему казалось, что полиция преследует лишь одну цель: лишить его законных сорока фунтов. На вопросы он отвечал немногословно: имя Фрэнк Крачли, раз в неделю приходит работать в саду Толбойз, получает пять шиллингов в день, все остальное время водит грузовики и такси мистера Хэнкока, у которого гараж в Пэгфорде.
– И копил я, – настойчиво повторил Крачли, – на собственный гараж, только мистер Ноукс выудил у меня эти сорок фунтов.
– Это уже не важно, – сказал суперинтендант. – Денег не воротишь, а снявши голову, по волосам не плачут.
Крачли эти заявления показались не более убедительными, чем союзникам – заявление мистера Кейнса после заключения мирного договора: мол, их компенсации плакали, поскольку денег нет
[143]
. Природа человека отказывается верить, что денег нет. Гораздо более вероятной кажется версия, что деньги есть – надо их только достаточно решительно потребовать.
