Такие предположения строила про себя Каркуша, насмотревшаяся телевизионных репортажей о незавидной доле людей, в силу разных причин оказавшихся на улицах мегаполиса. Между тем Вероника, вжавшись в стену, сидела на табуретке и не сводила своих удивительно синих глаз с Кати.
– Короче, выбирай. – Катя села на табуретку. Ей подумалось, что так будет лучше, чем разговаривать сверху вниз с девушкой, которая и без того до крайности принижена обстоятельствами своей нелегкой жизни. Кате всячески хотелось вселить в душу Вероники ощущение, что они с ней на равных. – Выбирай, что будешь есть: куриный суп, котлеты с макаронами, ну, бутерброды с колбасой и сыром – это понятно, – принялась по-деловому перечислять она. – Или тушеное мясо с грибами?
Готовясь к отъезду, мама наготовила прорву еды, а также набила холодильник всяческими консервами: рыбными, мясными, овощными, сгущенным молоком, какао и соками.
Вероника смотрела на Каркушу растерянно. Ей явно не хватало смелости сделать выбор.
– Я не знаю… – с понурым видом отозвалась наконец она. – Суп, наверное…
– Суп – это понятно, – воодушевившись первым, хоть и незначительным сдвигом, принялась за дело Катя. – Суп – это у нас обязательная программа… Ну хорошо, – вздохнула она, заметив, что Вероника снова опустила голову. Видимо, ситуация и впрямь оказалась для нее мучительной. – На второе я тебе подогрею тушеное мясо с грибами. Мама очень вкусно его готовит. А на закуску откроем «Донской» салатик и бутерброды с томатным соком. Договорились?
И снова робкий кивок вместо ответа.
«Ну ничего, – мысленно успокаивала себя Катя, доставая тарелки. – Сейчас поедим, выпьем кофейку, я могу даже за тортиком в гастроном сбегать по такому случаю… А там, глядишь, и сама разговорится. Не будет же она молчать всю дорогу!»
– Ты куда столько режешь? – подала голос из своего угла Вероника, напряженно наблюдая за тем, как лихо Каркуша расправляется с батоном «Докторской» колбасы. – Мы же столько не съедим, засохнет ведь, – с едва уловимым укором проговорила она.
Ела Вероника хоть и с аппетитом, но без той жадности, которую ожидала увидеть Катя. Дети, которых показывают в остросоциальных телерепортажах, обычно набрасываются на еду, как голодные волчата, нимало не заботясь о том, как это выглядит со стороны. В каждом же движении Вероники – в том, как она тянулась за бутербродом, какими маленькими глоточками отпивала из стакана сок, – ощущалось если не достоинство, то уж по крайней мере сдержанность и явное нежелание показаться невоспитанной. Каркушу это удивило, но вслух она, естественно, ничего говорить не стала.
2
От кофе с печеньем Вероника отказалась наотрез. За все время ужина – хотя для нее это наверняка было все вместе: и обед, и завтрак, и ужин – девушка едва ли обмолвилась парой фраз. Преимущественно то были однозначные, скупые ответы на Каркушины вопросы. Да и вопросы Кати касались в основном все той же еды. Например, она то и дело с беспокойной услужливостью в голосе интересовалась у Вероники, не хочет ли та еще мяса, подрезать ли хлеба, достаточно ли на ее вкус соли, перца, и все в таком же духе. Вероника отвечала сдержанно, изо всех сил пытаясь изобразить на лице благодарность, но, похоже, девушка предпочла бы, чтобы ее не дергали каждую минуту и просто дали спокойно поесть. А когда Каркуша поняла это, было уже слишком поздно – еды на столе почти не осталось.
Внезапно откуда-то из глубины квартиры послышалось тихое, жалобное завывание. Вероника резко вскинула голову:
– Кто там?
– Да это Мотя, – улыбнувшись, беззаботно махнула рукой Каркуша. – Обычно она выбегает, стоит только входной двери хлопнуть, а сегодня чего-то не выбежала. Тоскует, наверное, – предположила девушка и вышла из кухни. – Предки-то мои уехали.
Через мгновение она снова вернулась, но уже не одна. Впереди нее, радостно повиливая хвостом, трусила небольшая черная собачонка.
– Мотя, Мотя! – оживилась Вероника и принялась хлопать себя по ноге, подзывая собаку. – Ой, какая она у тебя толстая! Старенькая, наверное, уже?
– Семь лет, – ответила Катя, с удивлением наблюдая за переменой, которую произвело на ее новую знакомую появление собаки. Лаская ее, Вероника улыбалась, глаза ее светились неподдельной радостью, а от былой настороженности, казалось, не осталось и следа. Вся она словно преобразилась и показалась теперь Каркуше настоящей красавицей.
– А моему Снежку десять, – сказала Вероника, продолжая гладить Мотю по жесткой, лоснящейся шерстке. – А что это за порода?
– Полутакса-полупинчер, в смысле карликовый, – привычно ответила Катя.
Ей частенько приходилось отвечать на этот вопрос.
– Ну ты ее и раскормила! – заметила Вероника с легким укором в голосе. – Мой Снежок поджарый, шустрый, с виду ему никогда десять лет не дашь, носится как ненормальный…
Снежок, о котором Вероника упомянула уже дважды, чрезвычайно заинтересовал Каркушу, и она, решив, что собака – отличный повод для установления более тесных отношений, желая разговорить Веронику, осторожно поинтересовалась:
– А твой Снежок какой породы?
– Да никакой, – тряхнула «хвостиком» Вероника, не отрываясь от Моти. Казалось, собачонка полностью поглотила ее внимание. – Двортерьер. Мы с Пашей его на помойке подобрали. Только тогда он был примерно, как твоя Мотя, а потом так вымахал, чуть ли не до пояса мне сейчас достает! – Теперь голос Вероники был наполнен нежностью, и Катя поняла, что находится на верном пути.
– А он беленький и пушистый, да? – заискивающе-умильным голоском поинтересовалась она.
Наконец-таки Вероника оставила Мотю в покое, но та тут же водрузила ей на колени свои передние лапы и, заглядывая в глаза, начала скулить и подпрыгивать.
– На руки просится, – прокомментировала Катя и повторила вопрос: – Снежок твой беленький?
– Не-а, – покрутила головой Вероника, помогая Моте забраться на колени. – Ух, тяжелая какая!
– А какой же? – не отставала Каркуша.
– Черный, как смола, – последовал неожиданный ответ. И, немного помолчав, девушка добавила: – Даже пятнышка ни одного нет.
– А почему же ты его тогда так назвала? – удивленно округлила глаза Катя.
– Да это Паша, – будто бы нехотя отмахнулась Вероника. – Прикол такой…
– Понятно… – протянула Каркуша, лихорадочно соображая, сейчас ли ей начать расспрашивать Веронику об этом Паше, имя которого тоже прозвучало уже во второй раз, или лучше с этим не спешить.
«Наверное, брат, – мысленно предположила Катя. – А может, и парень?» И, поколебавшись мгновение, решила пойти не прямым путем, а окольным:
– А с кем сейчас Снежок остался, с Пашей? – В ответ Вероника лишь скупо кивнула. – Вообще-то теперь редко это имя можно встретить, – как бы размышляла вслух Каркуша. – Хотя у меня тоже есть один знакомый Паша… Вернее, даже не знакомый, а друг. Он с моим братом в одном институте учится. А твой Паша, он кто тебе? Брат? – задала наконец интересующий ее вопрос Каркуша и тут же ужасно смутилась, услышав, как неловко, почти грубо он прозвучал.
